когда ты успокоишься.
Успокоюсь. Как будто это просто эмоциональная буря, которая пройдёт. А не снос несущей стены в доме всей моей жизни.
- Вера, - он сделал шаг ко мне. - Я никогда не хотел делать тебе больно.
Я отступила, впервые за двадцать пять лет избегая его прикосновения.
- Не надо. Просто… не трогай меня.
Он кивнул. Мы стояли в нашей прихожей, среди осколков разбитого бокала, как чужие люди. Между нами была пропасть шириной в четверть века.
- Ты уверен? - спросила я тихо. - В том, что хочешь разрушить всё, что у нас было?
- Я больше не люблю тебя, - ответил он просто. - Не так. Прости.
Удивительно, как одна фраза может изменить всё. "Я больше не люблю тебя". Она расползлась во мне, как яд, парализуя все чувства, кроме боли. Я не помню, что ответила. Кажется, ничего. Кажется, просто кивнула, словно он сообщил о перемене в расписании, а не в нашей жизни.
Он прошёл мимо меня в гостиную, осторожно обходя осколки. Я осталась стоять на месте, глядя на закрытую дверь. За ней был человек, с которым я прожила половину жизни. Теперь - чужой. Теперь - случайный постоялец в доме, нашей теперь уже бывшей крепости.
Я вернулась на кухню. Утка в духовке почернела и съёжилась, как мое сердце. Вино в бутылке выдохлось. Свечи остались незажжёнными. Я механически убрала со стола, смахнула крошки, вытерла несуществующие пятна. В голове звенела пустота. Я двигалась, как заведённая кукла, выполняя привычные действия с неестественной точностью.
Потом прошла в ванную, закрыла дверь. И только там, под шум воды, чтобы он не услышал, я позволила себе упасть на колени и завыть - беззвучно, зажимая рот ладонью. Это был даже не плач - это был первобытный вой животного, попавшего в капкан. Капкан одиночества, пустоты и предательства.
В зеркале напротив отражалась женщина, которую я едва узнавала. Растрёпанные волосы, покрасневшие глаза, бледное лицо с пятнами румянца на скулах. Женщина, которая час назад была женой, а теперь… кто она теперь?
Вода лилась и лилась из крана. Я смотрела на свое отражение и думала о том, как странно устроена жизнь. Двадцать пять лет вместе оборвались за несколько минут разговора. "Я больше не люблю тебя". Фраза, убивающая прошлое и будущее одновременно.
А я-то думала, что самое страшное в жизни - стареть. Какая глупость. Самое страшное - остаться одной, когда тебе сорок пять и ты не умеешь жить иначе, чем вдвоём.
Позже, много позже, лёжа без сна в спальне, я слышала, как он ходит по гостиной. Знакомые шаги, звук открываемого шкаф. Он уже собирал какие-то свои вещи. Торопился уйти из жизни, которую мы строили вместе. К молодой женщине, которая ждала его где-то в городе, в своей квартире, со своими надеждами.
А я лежала, глядя в потолок, и пыталась понять, где именно мы сбились с пути. В какой момент его "я люблю тебя" превратилось в "я больше не люблю тебя". И почему я не заметила этой перемены?
Под утро, когда февральская тьма начала сереть, я наконец уснула. Мне снилось, что я готовлю ужин. Всё тот же ужин, снова и снова. Проклятая утка с апельсиновым соусом, которую никто никогда не попробует.
Я проснулась от звука закрывающейся двери. Он ушёл, не попрощавшись. Двадцать пять лет и один день - всё, что нам было отмерено.
Так я осталась одна. В квартире, наполненной его вещами, его запахом, нашими общими воспоминаниями. С разбитым сердцем и пустыми руками.
Я готовила ужин, когда моя жизнь закончилась. А теперь мне предстояло выяснить, что будет дальше.
Глава 2. Двадцать пять лет и один договор
Утро встретило меня безжалостной ясностью. Солнце било сквозь неплотно задёрнутые шторы, которые я забыла закрыть вечером. Первые секунды после пробуждения были милосердны: сознание ещё плавало в тумане, не помня о вчерашней катастрофе. Но потом реальность обрушилась на меня всей своей тяжестью.
Саша ушёл.
Я лежала в нашей супружеской постели, теперь слишком просторной для меня одной, и пыталась осознать этот факт. Ушёл. К другой женщине. Молодой. Которая не варила ему по утрам кофе четверть века. Которая не знает, что он морщится от запаха лаванды и не выносит, когда в супе слишком много соли.
Первое, что я сделала - потянулась к телефону. Внутри дрогнула глупая надежда - вдруг он передумал? Вдруг всё, что произошло вчера - чудовищная ошибка, помутнение рассудка, временное безумие? Вдруг сейчас он позвонит и скажет, что возвращается?
Но на экране не было оповещений ни в виде сообщений, ни в виде пропущенных звонков.
Я сама набрала его номер. Один гудок, второй, третий…
- Вера, - его голос звучал устало и отстранённо. - Извини, я сейчас не могу говорить. На совещании.
Конечно. Совещание. Бизнес не ждёт. Даже когда рушатся семьи.
- Ты… - голос предательски дрогнул. - Ты правда ушёл? Насовсем?
Пауза. Я слышала его дыхание в трубке, негромкие голоса где-то на фоне.
- Да, - наконец ответил он. - Мы поговорим обо всём позже. Я позвоню.
Короткие гудки. Я смотрела на экран телефона, словно на нём могло появиться что-то ещё. Какое-то объяснение, способное сделать происходящее менее болезненным.
Квартира была непривычно тихой. Обычно в это время я уже готовила завтрак, слушала новости, планировала день. Сейчас же я просто сидела на кровати, не в силах заставить себя встать. Зачем? Для кого?
Взгляд упал на фотографию на прикроватной тумбочке - мы с Александром в день нашей свадьбы. Я, двадцатилетняя, в простом белом платье, с цветами в волосах. Он - худой, лохматый, в костюме с чужого плеча, смотрит на меня так, словно я - чудо, которое каким-то образом досталось ему. Кто те люди на фотографии? Я их больше не знаю.
***
Мы познакомились на дне рождения общего друга. Я училась на филфаке, Саша на экономическом. У него уже тогда был маленький бизнес, какая-то торговля компьютерными запчастями, которые он возил из Финляндии. Он выделялся среди моих однокурсников - целеустремлённый, серьёзный, с ясными планами на будущее. В то время, когда мы все жили сегодняшним днём, он уже строил завтрашний.
- Я хочу свою компанию, - говорил он мне на наших первых свиданиях. - Настоящую, большую. Знаешь, как у западных бизнесменов. Чтобы люди работали, чтобы создавать что-то важное.
Я слушала, затаив дыхание. В его словах была энергия, притягивающая меня как