Он вернулся из Совета Европы с триумфом. При встрече в VIP-зале Шереметьевского аэропорта я сказал ему:
– Знаю, что тебе поверили даже женщины. А я – восхищаюсь тобой, Ахмад! Но говорю это без Пал Палыча, чтобы не обидеть аксакала. Он тебе об этом сам скажет, вернувшись от журналистов.
Скоро новый лидер Чутни встал на ноги, создал свое правительство, всяческие структуры, и мало-помалу надобность в моем товарище, большом генерале Пал Палыче Бороде, отпала. В тот же день и час отпала надобность и во мне.
Прошу у начальства небольшой отпуск и возвращение в действительные государственные советники. Посмеялись надо мной, предложили отпуск бессрочный, поскольку и судьба Пал Палыча увязла в кабинетах высшего руководства: то ли оставляют его первым вице-премьером, полномочным представителем президента страны, то ли освобождают с отставкой, с уходом на заслуженный отдых, как молодого пенсионера и как старого генерала. Толком сказать долго никто не мог.
– Ты прости, я знаю, что у тебя все плохо, – извинился Пал Палыч. – Я позвонил товарищу, он сейчас Комитет государственного контроля при Парламенте возглавляет. У него, правда, комплект по твоему профилю. Но обещал, что без работы не оставит. Да вдобавок он тебя помнит по командировкам в Чутню. Вот такой ты у меня известный! А за меня не переживай: я давил и буду давить этих гнид на чистом теле государства.
– Шею сломают, по-настоящему. Они это умеют и могут, ты в этом убедился, если до сих пор не знаешь, за что тебя «освободили». Они, чтобы сохранить свой бизнес, действуют без пощады. Ты был им нужен ровно столько, сколько времени возглавлял Чутню.
Глава вторая
Глаза у него были влажные, светло-карие, излучали такое искреннее сочувствие, что я даже нехорошо подумал о приятеле, который назвал его директором дома инвалидов в «Двенадцати стульях». Мы зашли с ним в обеденный перерыв в ресторан-кабак-харчевню, где при входе нам сразу налили по рюмке горилки, на закуску предложили по куску хлеба с салом. Десять лет назад этот молодой человек обучался у меня азам пиаровской и рекламной работы. В Госконтроле он заведовал коммуникациями. Старое и прошлое он постарался забыть, а обо мне сегодняшнем ему, видимо, передали как-то вяло, не командным голосом.
Он много ел, с удовольствием пил горилку, но, закусывая очередную рюмку, постоянно говорил, как плохо живется бедному чиновнику.
Пришлось в открытую договариваться о «подарке» в у. е. Финал встречи: на мои плечи ложилась забота о связях со средствами массовой информации.
– А ты говорил, что все забито, – сказал я.
– Формально – да. Сейчас придется перестановки делать. Но я рад, что заполучил вас.
– Это не ты меня заполучил. Это Пал Палыч всунул меня к твоему начальнику.
Испуг, растерянность в глазах:
– Не знал, что так высоко шел разговор! Во всяком случае, мне о вашем возможном приходе сказал всего лишь замруководителя аппарата…
– Ладно, проехали. Жду бумагу. Позвони, когда надо приступать к работе.
То, что я нажил врага с первой минуты своей работы в новой конторе, ежу понятно. Страх, который я поселил в своем начальнике, он никогда не изживет в себе. А потом, эти чертовы у. е.! Я даже растерялся: за должность надо платить, пусть даже тупым подарком! В наше время так не поступали, это был большой профессиональный грех. Могли порекомендовать, назвать фамилию, дать характеристику. Но если эта информация исходила от коллег по работе, то о каких «подарках» могла идти речь? Было просто неприлично так поступать. Но что делать – другие времена, другие нравы…
Комната гигантских размеров поделена шкафами на две неравные части. Столы сотрудников стоят справа – под окнами, слева – у стены. У одних светло, у других полумрак, свет горит постоянно, даже в самые солнечные дни. Два отдела, абсолютно автономных, связанных лишь единым начальником свыше. У меня – работа со СМИ, пять сотрудников без меня и зама. Старый начальник только что вышел на пенсию. Мы с ним попрощались на площадке у выхода.
Вернулся я на темную сторону обжитого параллелепипеда, прошел к рабочему месту, включил компьютер и только успел поднять голову от стола, как увидел женщину, присаживающуюся на гостевой стул. Высокая, худая, проще сказать, тощая, в сером платье с оборочками у горла, в теплых серых чулках и коричневых туфлях. Почему-то от нее совсем не пахло духами.
– Ваш заместитель, – подает мне руку, длинную, узкую и совсем холодную. – Зовут меня Нинель Иосифовна, по мужу Першина.
– Вы здоровы? – искренне спрашиваю я. – У вас совсем ледяная рука.
– Видимо, малокровие. А так я здорова, – женщина смущена, расстроена, взволнована.
– А почему «по мужу»?
– Я не стала после развода менять фамилию на свою.
– А что, Костик – ваш муж?
– Вы его знаете! Он так и предполагал, что вы и есть мой новый начальник. Просил вам кланяться. Я с ним вчера разговаривала.
– Спасибо. Правда, мы не виделись лет десять.
– Семь, почти восемь.
– У вас есть личные дела сотрудников? – спросил я.
– Конечно! Но лучше бы было, Андрей Юрьевич, собрать нас всех вместе. Сегодня, прямо сейчас. Простите, что сую свой нос…
– Нет, дайте мне объективки, чтобы в кадры не лезть. Я посмотрю, а после обеда соберемся.
– Как прикажете.
Она встала, склонив туловище, как штангенциркуль, пополам, отряхнула складки на платье, повернулась, словно солдат, через левое плечо и пошла в конец кабинета. «Наверное, с умыслом сидит в конце кабинета: начальник впереди, заместитель сзади, – подумал я. – Чтобы всех видеть, за всеми был пригляд».
Или, может быть, я ошибаюсь?
Сосчитал столы. Их было одиннадцать – простеньких, похожих на учебные столы в приличном профтехучилище. К каждому столу была приставлена тумба с тремя выдвижными ящиками плюс небольшой удлиненный сейф с ФИО хозяина. Вот и весь скарб чиновника, если не считать шкафы для верхней одежды, стеллажи и книжные шкафы, которые в счет не брались. Это все-таки вещи общего пользования. Выходило, что вот за эту принадлежность к кучке вещей люди шли в чиновники? А как же сотни статей о закрытом обществе, клановости, о деньгах и зарплатах, о принципах, порядках, традициях и тому подобном? Для меня за десятилетие нахождения в этой среде стало ясно одно: человек идет туда как раз не из-за больших денег – их там, попросту говоря, нет. Его, определившегося со своей дальнейшей судьбой, влекут не деньги. Он получает доступ к административному ресурсу, проще говоря, к власти.
Я ни дня не работал в Госконтроле, но точно знаю, что его сотрудник может «достать» любую организацию, через которую в течение года проходил по отчетам хотя бы один рубль из федерального бюджета. Он может устроить головомойку любому начальнику на другом конце провода. О командировках, проверках и составлении отчетов по их итогам я уже не говорю. Проверяющий – король, он упивался, если хотел, своей безграничной властью. Ибо все мы грешны, хотя бы чуть-чуть, самую малость, тем более находясь при таких больших деньгах, какие урвали молодые стервятники первой волны капитализма.
Через несколько месяцев, реже лет, эйфория проходила и чиновник понимал, что надо создавать свой запасной аэродром или подушку безопасности. Он стал мудр, опытен, у него появились связи и возможности. Он может, как руководитель бригады, проверяющей, к примеру, крупную во всех отношениях топливную компанию, не отразить в отчете для парламента всего одну-две цифры. Нет, не так грубо: он их может расположить в другом порядке, не выпячивая, просто затушевав слегка. И картина совсем другая. В знак благодарности от компаний – откаты, доходящие порой до миллионов долларов.
С солнечной стороны стояло всего пять столов, некоторые были с приставками для общения и проведения совещаний. В углу разместился большущий телевизор с кассетником.
– Кто начальник отдела? – спросил я.
Над первым по счету от входной двери столом поднимается круглое лицо с растрепанными волосами:
– Я. Зовут Павлом, фамилия Сакс.
– Кем командуете?
– Редакционно-издательским отделом, три человека плюс я. Недобор – ставка одного консультанта.
– Давайте, Павел, попьем чаю!
Мы расположились рядом с его столом, на приставном столике. Его сотрудница, красивая грузинка средних лет, заварила чай, поставила нарезанный лимон, печенье и сахар. Все чинно, аккуратно, чисто. Павел стал достаточно подробно рассказывать о подготовке и выпуске ежемесячного информационного бюллетеня объемом от четырех до шести печатных листов минимум. Я очень корректно закруглил его рассказ, сказав, что ежедневно готовил к печати стенограмму заседаний первого и последующих съездов народных депутатов СССР, многих сессий Верховного Совета, ежемесячно выходили сборники законодательных актов Президиума Верховного Совета СССР…
– А теперь, Павел, я ваш коллега и сосед. Давно с вакансией?