– Пойдем, девочка, – тянет меня к выходу соседка. – Тебе бы и обувь другую, хотя если не жалко такие красивые, беленькие. Давай сапожки резиновые тебе подберу.

Пока я вообще пытаюсь сообразить, куда мы идём и как меня собираются преображать, доходим до крыльца бревенчатого дома. Примерно там же тетя Валя открывает какую-то потайную дверь, которую даже сложно заметить, и выбрасывает на порог нечто… Даже не знаю, как это назвать.

– Мне это надо надеть? – уточняю на всякий случай.

– Носок вот тебе ещё теплый, – соседка Михаила протягивает мне пару вязаных, и я снимаю наконец кроссовки, понимая, что отвертеться не получится. – И вот эти надевай, – протягивает мне пару резиновых сапог до середины икры. – А вот и курточка, – пока я переваривала свой внешний вид ниже пояса, она мне принесла нечто вроде брезента на подкладке.

– Спасибо, – покорно надев, говорю я.

– Иди, девочка, а то заждутся.

Я же, кажется, даже дорогу не запомнила. Но на улицу одновременно со мной вылетает Машка.

– Соня! – кричит она и машет рукой. – Идём. Мы через участок.

А я уже покорилась судьбе. Подняли, одели, ведут куда-то. Может, я не выспалась? Иначе объяснить не могу. Малышка держит меня за руку, рассказывая о рыбалке, Михаил идёт впереди, я то и дело отвлекаюсь, глядя на его спину.

С одной стороны дома, с другой – поле, и чуть дальше над ним туман. Видимо, там и есть река, если я не совсем забыла уроки географии. Мы сворачиваем, деревня остаётся позади. Впереди лес справа и поле с виднеющейся рекой слева. И песчаная лента дороги между ними. Мне казалось, что я уже прониклась деревней, но нет.

Вот эта утренняя тишина, туманная дымка, ветер среди деревьев, запах реки – все по-настоящему проникает внутрь, дарит какое-то умиротворение. Лавочка во дворе даже близко не стояла!

Михаил сворачивает на едва заметную тропинку, ведущую к берегу, и мы с Машей следуем за ним. Он расчехляет удочки уверенными движениями, малышка все достает из сумки, а я… Да я и не знаю, что делать!

Они будто слаженный механизм, а я лишний винтик в этой системе. Начинаю помогать Машке, но на самом деле помощи никакой, хотя малышка радуется.

– Папа, дай Соне попробовать, – неожиданно просит она. – Покажи, как надо забрасывать.

– Не стоит… – пытаюсь сопротивляться, решив остаться сторонним наблюдателем.

– Иди, – подзывает меня Михаил, уже насадив на крючок червяка. – Ныряй, – поднимает руку.

Одной он держит… хм, рукоятку? Кажется, это называется удилище, но я не уверена. Второй – леску недалеко от крючка, на котором извивается червяк. И мне предлагает встать перед собой, чтобы показать, как забрасывать.

– Может, я?.. – не знаю, что я, но очень хочу придумать.

– Хоть попробуешь что-то новое, а то люди этого боятся, загоняют себя в рамки, не хотят учиться, двигаться и развиваться.

А ведь умеет найти мотивацию! Да это скорее похоже на вызов. И я его принимаю.

Ныряю Михаилу под руку и ладони опускаю примерно так же, как и он. Только вот дыхание в макушку и мужская грудь к моей спине немного сбивают с толку. Дискомфорт… А когда Михаил фиксирует мои руки, я вообще слишком сильно дергаюсь… И крючок с несчастным червяком цепляет Михаила чуть выше запястья.

– Ой, – хочу уже все бросить и сбежать куда-нибудь в Махачкалу.

– Не стоит внимания, – останавливает меня, обжигая ухо своим дыханием. – Давай, Софья. Это очень хорошо прочищает мозги.

Учусь я быстро. Поэтому после пары неудачных, хотя скорее учебных попыток, я уже уверенно начинаю забрасывать удочку. И с азартом наблюдаю за поплавком. Михаил показывает мне, как надо подсекать рыбу, и я по-детски радуюсь своему первому улову. Какая-то маленькая рыбёшка, как со знанием дела сказал Михаил, это подлещик.

Время пролетает незаметно, у Машки тоже есть своя небольшая удочка, и малышка справляется увереннее меня. Хочется остаться тут и ещё завороженно посмотреть на поплавок в предвкушении.

– Уже все, клевать до вечера не будет, – разочаровывает меня Михаил и, забирая удочку, тихо говорит: – Ты как ребенок. Неужели никогда на рыбалке не была?

Глава 20

На обратной дороге Маша снова держит меня за руку и спрашивает о моих впечатлениях. И, кажется, Михаил прав, я сейчас сама как ребенок. Непосредственно делюсь впечатлениями с малышкой и даже не замечаю, как мы доходим до дома.

– Рыбаки! – зовёт нас тетя Валя. – Переодевайтесь и идите ко мне. Я суп с утра поставила, уже должен быть готов.

– У нее суп из печки, с утра… – делится Машка, но не может вспомнить, судя по всему, какое-то слова.

– Томит, – подсказывает Михаил.

Я примерно представляю, что это значит. Анька таким термином обозначает долгое приготовление на медленном огне. Но в печи… Да я вообще ничего из печи не пробовала, разве что пиццу. Только это явно другое.

Мне кажется, здесь впечатлений за пару дней я наберусь больше, чем за неделю с мамой в Турции. Вчера баня, шашлык, лавочка под цветущими деревьями. Сегодня рыбалка и томленый суп, а ещё даже полдня не прошло.

– Сейчас идём, тетя Валя, – кричит Машка. – Соня, – трясет меня за руку, – давай переодеваться.

Михаил что-то сегодня подозрительно молчалив. Или какую нехорошую думу думает, или не выспался, или… ещё что. Наш улов он перебрасывает в ведро побольше, доливает воды и тоже идёт к крыльцу. Это значит, что он не против обеда у соседки или что? Но молчание, как говорят, знак согласия.

Машка тащит сменную одежду в ту комнату, где я спала, с предложением переодеться вместе.

Да у меня такими предками спортивных костюмов не хватит! И зря я вообще брала джинсы – в них здесь будет не особо удобно. Теперь я понимаю фразы о том, что нужно свезти старые вещи на дачу. Так ещё мои одноклассницы когда-то говорили. Здесь действительно нужно что-то такое, что не жаль. Хотя мне и свой спортивный костюм не жаль. И даже маникюр, а я в грядках вообще не копалась. Даже не знаю, что и когда сажать, куда, как и прочие мелочи. Наверное, у меня даже укроп бы зачах.

– Соня, у тебя татушка? – удивляется Маша, когда я стягиваю свитшот, стоя к ней спиной. – Ты служила?

Не сразу понимаю смысл вопроса, а потом улыбаюсь. Интересно, откуда такая ассоциация?

– Девочки не служат, – говорю я, а потом думаю, что сама не права. – То есть они работают, точнее, служат, но не так, как мальчики.