— Что случилось? — пересохшими губами спросила я.

— На вас напали, ножевое ранение. К счастью, важные органы не задеты, прошло по касательной. Вы везунчик!

Я эту фразу слышу уже второй раз. Первый — когда моих родителей убили. Мне тогда в полиции сказали, что я везучая, потому что выжила. А теперь еще это…

— Кто на меня напал? Его нашли? — спросила я.

— Об этом вам скажет полиция. Как вы себя чувствуете?

— Так, словно меня убить хотели, — невесело пошутила я.

Врач хмыкнул, что-то записывая. Потом он меня пощупал, что-то посмотрел по приборам и, пожелав скорейшего выздоровления, удалился.

Через минут десять пришла медсестра, принесла воды и какой-то суп. Я с удовольствием попила, и стала ее пытать на предмет того, когда меня выпишут. Но мне опять же ничего толком не сказали.

Видимо, я была слишком слаба. Потому что, пообедав (или поужинав), я снова отключилась.

В следующий раз я проснулась, когда ко мне пришли из полиции. Следователь мне был знаком, а вот второго полицейского я видела впервые.

— Как ваше состояние? — хмуро спросил тот же следователь, что вел дело об убийстве моих родителей.

— Не знаю, — честно ответила я. — Болит все. И сильная слабость.

— Я вам сочувствую. Юля, вы видели нападавшего?

Я напрягла память. Вот я иду по набережной, рассматриваю людей. Вижу человека, который бежит прямо на меня. А потом боль…

— Это был мужчина, — проговорила я. — В бейсболке, кажется, черной. Или какой-то темной. Футболка то ли синяя, то ли зеленая… Простите, больше ничего не помню, — скуксилась я.

— А лицо? Вы запомнили его лицо? Сможете составить фоторобот?

Я покачала головой.

— У него бейсболка закрывала глаза. Да и у меня очень плохая память на лица. И не всматривалась я…

— Что случилось? Можете рассказать, что вы делали до момента нападения? — продолжал допрашивать меня следователь.

Я бы с большим удовольствием легла бы обратно спать. Но понимала, что мне самой это необходимо.

— Я гуляла. Была хорошая погода, и я поехала на набережную. Поела мороженого, полюбовалась закатом, а затем просто решила пройтись. Этот человек бежал в мою сторону. Я подумала, что это просто спортсмен. Но он двигался прямо на меня… В тот момент, я решила, что он увлекся музыкой — у него наушники были в ушах, и просто сделала шаг в сторону. А потом, боль… И все.

— Этот шаг в сторону вас спас, — вздохнул следователь, — на пару миллиметров правее, и вы бы уже были мертвы.

Я сглотнула. Наверное, я это понимала, просто страшно было услышать.

— Вы его поймали? — спросила я.

Следователь поджал губы и покачал головой.

— К сожалению, нет. Мы нашли записи с видео и фотографии гуляющих, где видно, кто на вас покушался. Но лица там также не разглядеть. Камер на набережной нет. Этот человек попал лишь в один видеорегистратор, когда выбежал на дорогу, а потом нам, к сожалению, его отследить не удалось.

Я уронила голову на подушку.

Приехали…

Если раньше я думала, что мне ничего не угрожает, то теперь я знаю, что меня хотят убить.

— Значит, в доме моих родителей я тоже должна была быть жертвой? — спросила я.

— Мы пока не можем связать два этих дела, но, думаю, да. Юля, к сожалению, на вас объявлена охота.

Я хмыкнула. Спасибо за честность.

Полиция ушла, а я стала думать, что мне делать. Меня уверили, что в этой больнице очень строгий пропускной пункт, а также полицией даны распоряжения, чтобы записывали всех посетителей.

Но даже если в больнице меня не тронут, что мне делать потом?

Я устала. Поэтому не заметила, как снова отключилась.

В очередной раз я проснулась, когда в палату открылась дверь. И там был тот, кого я меньше всего ожидала увидеть. Хотя, кто знает, может, это все же он стоит за нападением? Может он просто дурит меня?

— Привет, — улыбнулся Астахов, присаживаясь в кресло.

— Привет, — проговорила я.

Мужчина окинул меня взглядом и тяжело вздохнул.

— К сожалению, мои прогнозы оправдались. Тебя хотят убить, Юль.

Спасибо, кэп. Но я это уже и сама поняла.

— Что ты тут делаешь? — спросила я, не комментируя его слова.

— Услышал про тебя. Решил навестить.

Я усмехнулась.

— Ждешь, что я испугаюсь и попрошу у тебя помощи? Не бесплатно, конечно же?

Астахов улыбнулся.

— А тебе не страшно?

— Страшно. Но где гарантия, что это не ты все подстроил?

Мужчина рассмеялся.

— А ты не сдаешься. На самом деле, я пришел просто тебя навестить. И все. Даже цветы тебе принес, как знак моего радушия, но у меня их отобрали. Сказали, что в палату нельзя.

Я улыбнулась.

— Красивые хоть были?

— Очень. Наверняка, какая-нибудь медсестра пойдет сегодня домой, любуясь букетом в руках.

Я хмыкнула и покачала головой.

— Ярослав, что ты хочешь?

Он пожал плечами.

— Не буду врать, что я не был бы рад нашему сотрудничеству. Но я не падальщик: добивать раненых — это не мое. Поэтому просто пожелаю тебе побыстрее поправиться. И оставлю свою визитку.

— На случай, если я передумаю насчет акций? — саркастично спросила я.

— И на этот тоже. Ну и так, на всякий случай.

— Ладно, — проговорила я. — Спасибо, что навестил.

— Поправляйся, — вставая с кресла, произнес он. — И будь осторожна. Это еще не конец.

Я открыла было рот, но Астахов продолжил:

— И прежде чем ты скажешь, что это похоже на угрозу, я поясню: тебя намеренно хотели убить. В этом есть какая-то цель. Ты должна была умереть еще вместе со своими родителями. Напряги мозги, Юля. Подумай, кому это выгодно. А потом со своими выводами иди к следователю. Наша полиция, конечно, нас бережет, но спасение утопающих, как известно…

— Спасибо за совет, — буркнула я. — Я как-нибудь справлюсь.

— А если нет, звони.

Астахов ушел, а я подумала, что он похож на змея-искусителя. Пришел, напугал, предложил запретный плод, чтобы жизнь стала лучше. Главное, не повестись.

Глава 22

К счастью, долго меня в больнице не держали. Выписали, спустя неделю. Бок болел нещадно, видимо, я подсяду на обезболивающие. А еще шрам периодически кровоточил. Конечно, я пыталась себя успокоить тем, что меня хотя бы не убили, и если что-то болит, значит, ты жив. Но помогало слабо.

Но физическая боль — это ерунда, по сравнению с тем, что я чувствовала внутри. А именно, страх. Я бы даже сказала, ужас.

Когда родителей не стало, я наивно считала, что лучше бы я умерла