дорогой парфюм. Глаза странные, толи серые, то ли голубые, а может вообще зеленые. Они меняются. Переливаются и приковывают к земле. У меня на ногах будто оковы выросли. 
— Где Наталья? — рычит мне в лицо.
 Такое ощущение, еще немного и шею мне перегрызет.
 — Вы кто? — наконец выдавливаю из себя.
 В голове рождаются картины, одна страшнее другой, и лучшая из них, это он просто сворачивает мне шею.
 — Я спросил, где она? Не строй из себя идиотку! — сопит, ноздри раздуваются.
 Я продолжаю жадно хватать ртом воздух, не в силах ответить хоть что-то. И что отвечать? Рассказать правду? Ему?
 Дикарь выхватывает у меня сумочку из рук и бесцеремонно там копается. Достает паспорт. Разглядывает его. Морщится, глаза кровью наливаются.
 Тычет им мне в лицо.
 — Откуда это у тебя?
 — Это… — дальше снова замолкаю.
 Сказать, что это мой паспорт — это подписать себе приговор. Он по всей видимости знал эту Наталью, и врать не имеет смысла.
 — Хватит блеять! Отвечай на вопросы! Мое терпение не безгранично! — орет так, что едва перепонки не лопаются.
 — Не кричите… — хриплю.
 Он берет меня за руку. Тащит к дивану, бросает на него. Сам быстрым шагом направляется на кухню. Через минуту возвращается со стаканом воды. Сует мне в руки.
 — Успокойся. Перестань зубами чечетку отбивать. Если ты будешь откровенна, то я сохраню тебе жизнь, — говорит так, будто собирается осыпать меня дарами с ног до головы.
 Стоит около дивана, скрестил руки на груди, одет во все черное. Джинсы подчеркивают огромные накачанные ноги, под футболкой бугрятся мышцы, куртка расстегнута.
 Дикарь, другого слова и не подобрать. Невольно смотрю на руки, пальцы длинные, сильные, ему двух секунд хватит, чтобы расправиться со мной.
 Вывод — не злить дикаря.
 — Как можно отказаться от столь щедрого предложения, — сарказм срывается быстрее, чем успеваю прикусить язык.
 — Не в твоем положении язвить, — хмурится. Глаза непонятного цвета темнеют.
 — Я не знаю, — делаю глоток воды, прочищаю горло, — Кто такая Наталья и где она сейчас.
 — А под ее именем и фамилией шастаешь, — делает шаг ко мне, и я инстинктивно вжимаюсь в диван.
 — Вы знаете Арсена Дементьева? — вдруг спрашиваю и вглядываюсь в его лицо, чтобы уловить хоть какую-то эмоцию, кроме ярости.
 — Кого? — морщит лоб. — Нафиг мне какой-то хмырь сдался.
 — А вот сдался. Если хотите найти свою Наталью, советую у него узнать, — не знаю почему, но напряжение вдруг отпускает.
 Дикарь меня не прибьет. А что еще сделает? По моему Арсен уже сделал все самое страшное, что только можно вообразить.
 А вот если натравить дикаря на мужа, то возможно, получится вернуть сына.
 — В советах пигалицы не нуждаюсь. Мне инфа от тебя нужна, — рычит грозно, заметив перемены в моем состоянии.
 — Именно Арсен подсунул мне эти документы. Других у меня нет, потому как, пока я лежала в больнице, меня похоронили. И я никак не могу доказать, что жива. Арсен — мой муж, через водителя передал мне рюкзак, где был паспорт на имя Натальи, водительские права и документы на эту квартиру, — пока я говорю, его лицо меняется, вместо злости приходит недоумение.
 — Что за чушь городишь! — восклицает, тянет ко мне руку. Видимо собирался встряхнуть, но в последний момент одергивает руку.
 — Правду, — вздергиваю подбородок.
 Сама не знаю, почему вываливаю на дикаря все свои беды. Он ведь враг. Я вообще не знаю чего от него ожидать. Может он и Наталью искал, чтобы прибить?
 С другой стороны, для чего мне скрывать правду? Я ничего не сделала. Пусть дикарь ищет свою Наталью, пусть копает под Арсена. Мне ведь это только на руку.
 А если ничего не сделает, так и хуже не будет. В любом случае буду искать способ вернуть сына.
 — Ахинею! — сжимает руки в кулаки. — Ты думаешь, я поверю в этот бред?
 — Вбейте в поисковик Теона Дементьева, дочь Владимира Сикорского. Кстати мои родители тоже признали факт моей гибели и отказались от меня, — удивительно, как ровно звучит мой голос. Рассказываю обо всем, словно фильм давнему знакомому пересказываю.
 Он, молча достает телефон, что-то ищет, вглядывается в экран. Волнение окончательно отпускает. За моими плечами правда, так чего я трястись должна?
 Смотрит то на телефон, то на меня. Потом задумчиво протягивает:
 — Рожа один в один с этой Теоной…
 А я расплываюсь в глупой улыбке. Наверное, я услышала самый приятный комплимент в жизни. Впервые после выхода из больницы, кто-то подтвердил истину, на которую все, включая моих родителей, закрывали глаза.
 — А вы зачем Наталью ищете? — спрашиваю, пока он в задумчивости продолжает меня сравнивать с моим же фото в сети.
 — Чтобы прибить паршивку, — клацает зубами с такой яростью, что невольно подскакиваю на диване. Потом тише добавляет, — А если она нашу дочь угробила, то и смерти ей будет мало, — на последней фразе сквозь ярость, просачивается боль, дикая, необузданная, так похожая на мою.
   Глава 23
  — Дочь? — пищу слабо.
 — Не твое дело! — рявкает дикарь.
 Вжимаюсь в диван, стараюсь срастись с обивкой, чтобы меня не заметно было. Но похоже ему все равно. Он больше на меня не смотрит, углубляется в какие-то свои невеселые мысли. По лицу скользят тени, оставляют отпечатки его эмоций. Становится невероятно холодно, словно я попала в минус тридцать, таким морозом от него веет.
 Потом он достает телефон, что-то там усиленно ищет, хмурится.
 А я не знаю, что думать. Как повернется жизнь. Уверенности, что он не решит свернуть мне шею, у меня нет.
 Только спустя минут пятнадцать, он поднимает голову и смотрит на меня. Рассматривает так, словно видит впервые.
 — Так, слушай меня, малая, — говорит пренебрежительно, и при этом с угрозой. Но голос все же стал мягче. Значит, сиюминутной расправы не намечается. — Мне надо время, кое-чего пробить. Останешься тут. За тобой приглядит мой человек. Тихо так приглядит. Не палевно. Живи как хотела, шляйся по магазам, рестикам, если понадобишься, я приду.
 — Не нужны мне магазины и рестораны! Мне сын нужен! — выкрикиваю с запалом. Страх куда-то улетучился.
 — Мне по барабану, что ты там делать будешь. Главное — сидеть на месте. Не рыпаться. Усвоила?
 — Мне