Иду к почтовому ящику, который не проверяла несколько дней. Среди рекламных буклетов и счетов за коммунальные услуги нахожу конверт из банка. Внутри — уведомление об одобрении ипотечного кредита на два миллиона рублей. Залог — наш дом. Созаёмщик — Елена Викторовна Федоркова.

Моя подпись на документах выглядит идеально. Слишком идеально.

Звоню Максиму, но сбрасываю, не дождавшись ответа. Что я скажу? Что мой муж не просто изменил мне, но и подделал мою подпись? Что я оказалась созаёмщиком по кредиту, о котором ничего не знаю? Что теперь я несу ответственность за чужие долги?

Телефон звонит. Неизвестный номер.

— Елена? — незнакомый мужской голос. — Это Сергей Петрович Федорков.

Свёкор. Мы не разговаривали больше года — после той ссоры на дне рождения Павла, когда он назвал мою работу "баловством" и предложил мне "наконец стать настоящей женой".

— Здравствуйте, — отвечаю осторожно.

— Павел рассказал нам о ваших... разногласиях, — голос холодный, официальный. — Надеюсь, ты одумаешься и перестанешь создавать проблемы в семье.

Создавать проблемы? Я создаю проблемы?

— Сергей Петрович, боюсь, вы не в курсе всех обстоятельств...

— В курсе достаточно, — перебивает он. — Павел объяснил, что ты устраиваешь истерики из-за его работы. Что ревнуешь к молодым сотрудницам. Что угрожаешь разводом.

Каждое слово как пощёчина. Павел рассказал родителям свою версию событий. Версию, в которой я — истеричная, ревнивая жена, а он — невинная жертва женских капризов.

— Он не сказал вам о своей любовнице? — спрашиваю прямо.

Пауза. Потом раздражённый вздох.

— Елена, не надо выдумывать сказки. Павел — порядочный человек, хороший муж и отец. Если в вашем браке проблемы, ищи причины в себе.

— В себе, — повторяю я. — Конечно.

— Я звоню, потому что беспокоюсь о внуках, — продолжает он. — Дети не должны страдать из-за твоих... особенностей характера.

Особенности характера. Так теперь называют нежелание мириться с изменой мужа.

— Сергей Петрович, дети знают правду. Они знают о той женщине, с которой Павел...

— Хватит! — кричит он в трубку. — Хватит отравлять детей своим ядом! Мария Ивановна права — тебя избаловали в этой семье. Дали слишком много свободы.

Мария Ивановна. Свекровь, которая с первого дня нашего знакомства не скрывала, что я не подхожу её драгоценному сыну. Слишком самостоятельная, слишком амбициозная, слишком всё.

— Я предупреждаю тебя, Елена, — голос свёкра становится угрожающим. — Если ты продолжишь это безумие, если попытаешься разрушить репутацию Павла или отобрать у него детей, мы вмешаемся. У нас есть связи, возможности. Не заставляй нас использовать их против тебя.

Связи. Возможности. Деньги и влияние, которые Павел унаследовал вместе с бизнесом. То, чего у меня никогда не было и не будет.

— Понятно, — говорю я тихо.

— Вот и хорошо. Надеюсь, ты образумишься. Ради детей.

Он сбрасывает, и я остаюсь с трубкой в руках, осознавая масштаб того, что меня ждёт. Это не просто развод с неверным мужем. Это война с целым кланом, у которого есть всё — деньги, связи, влияние. А у меня есть только правда, которой в нашем мире часто недостаточно.

Глава 11

Телефон снова звонит. Мария Ивановна. Свекровь.

— Елена, — её голос ещё холоднее, чем у мужа. — Мы должны поговорить.

— Слушаю, — отвечаю, приготовившись к новой порции обвинений.

— Завтра подашь заявление на развод по взаимному согласию. Откажешься от претензий на имущество. Согласишься на минимальные алименты. Павел оставляет тебе этот дом и ежемесячное содержание.

— А если я откажусь?

— Не откажешься, — в её голосе звучит уверенность. — Потому что в ином случае ты потеряешь всё. Включая детей.

Сердце останавливается.

— Что вы имеете в виду?

— У нас есть свидетели твоей неадекватности. Коллеги, которые подтвердят твою нервозность на работе. Соседи, которые слышали крики из вашего дома. Психиатр, который поставит диагноз на основании этих показаний.

— Это ложь...

— А кто поверит? Тебе — истеричной жене, потерявшей рассудок от ревности? Или Павлу — успешному бизнесмену, образцовому отцу, который вынужден защищать детей от неуравновешенной матери?

Мир рушится окончательно. Они готовы отобрать у меня детей. Мою Нику, моего Даниила. Обвинить меня в психической неадекватности за то, что я не хочу мириться с изменой мужа.

— Подумай до завтра, Елена, — продолжает свекровь. — Один телефонный звонок — и к тебе приедет комиссия из опеки. А ты знаешь, как легко доказать, что мать-одиночка не справляется с детьми...

Она сбрасывает, оставляя меня в полной тишине дома, который больше не кажется моим. Дома, который завтра может стать единственным, что мне останется.

Смотрю на часы — время забирать детей из школы. Нужно держаться, улыбаться, делать вид, что всё в порядке.

Звук ключей в замке заставляет меня вздрогнуть. Пятница, половина седьмого вечера. Дети делают домашние задания наверху, а я сижу в гостиной с чашкой остывшего чая, пытаясь собрать осколки реальности после вчерашней встречи с адвокатом. Анна Громова открыла мне глаза на то, в каком катастрофическом положении я оказалась финансово.

Павел возвращается домой, словно ничего не произошло. Словно он не исчезал на четыре дня, не опустошал наши счета, не угрожал мне через родителей. В дверях гостиной он замирает, увидев меня.

— Привет, — говорит он осторожно, ставя на пол дорожную сумку. — Как дела?

— Нормально, — отвечаю ровно, не поднимаясь с дивана. — Дети наверху, занимаются.

Он подходит ближе, садится в кресло напротив. Выглядит отдохнувшим, загорелым. Новая рубашка, дорогие часы, которых я раньше не видела. Четыре дня «размышлений» явно пошли ему на пользу.

— Лена, — начинает он, и в голосе слышится знакомые нотки обаяния, которым он всегда умел пользоваться. — Я много думал. О нас, о семье, о том, что произошло.

— И к каким выводам пришёл? — спрашиваю, незаметно нащупывая в кармане телефон. Вчера записала на него приложение для скрытой записи разговоров. Анна Громова настояла — говорила, что любые признания могут пригодиться в суде.

— Я понял, что совершил ошибку, — он наклоняется вперёд, смотрит мне в глаза. —