Губы Амины беззвучно шепчут «спасибо».

Лифт приезжает. Я захожу внутрь, двери закрываются, отрезая меня от гула голосов, от бесконечных проблем, от чужих судеб, которыми я жонглирую по двенадцать часов в сутки.

У меня есть ровно два часа. Час на дорогу через пробки (господи, спаси наш трафик), час на сборы.

Вылетаю из здания Кабмина через черный ход, игнорируя журналистов, дежурящих у центрального. Охрана привычно отдает честь.

На служебной парковке, среди черных, скучных «Тойот» и «Мерседесов» - мой новенький темно-синий матовый «Фалькон».

Моя верная «Медуза» с наступлением холодов отправляется на парковку на «каникулы», но зато в теплое время года я из нее практически не вылезаю. А это – подарок Славы. Я министр и мне, конечно, грех жаловаться на зарплату, но добытчик у нас он – смеется и говорит, что я зарабатываю на шпильки и маникюр. А мне нравится, что «нами» уверенно рулит он. И что под капотом машины, на которой я гоняю, бьется его двигатель.

В салоне запах дорогой кожи, тишина и ощущение кабины космического корабля.

Бросаю сумку на пассажирское сиденье, скидываю ненавистные туфли на шпильке – здесь, в моем личном коконе, можно.

Нажимаю кнопку «Старт». Двигатель оживает бесшумно, лишь легкая вибрация и загоревшиеся приборные панели говорят о том, что зверь проснулся.

— Домой, - говорю я голосовому помощнику.

— Маршрут построен, - отвечает приятный женский голос. – Пробки восемь баллов. Расчетное время – пятьдесят минут.

— У нас есть сорок, - шепчу я, выруливая на улицу.

Вливаюсь в поток. Машина слушается малейшего движения руля, она словно читает мои мысли. Я люблю этот автомобиль. Не потому, что он статусный. Не потому, что он экологичный. А потому, что каждый винтик, каждый алгоритм в нем пропитан гением моего Дубровского. Когда я веду «Фалькон», мне кажется, что он держит меня за руку.

В потоке машин лавирую агрессивно, но расчетливо, выгрызая буквально каждую минуту.

Я не могу опоздать. Я просто не имею права.

Домой залетаю ровно через сорок пять минут, чудом избежав двух пробок.

Лифт поднимает меня на наш этаж.

Больше нет двух дверей и стены между ними. Нет «его» и «моей» территории. Есть одно огромное, залитое светом (хотя сейчас за окнами уже темнеет) пространство, которое дышит нами.

Бросаю ключи на консоль в прихожей, сбрасываю пальто.

— Я дома! - кричу в пустоту, зная, что мне никто не ответит. Дубровский уже на площадке. Готовится. И немного нервничает.

Бегу по квартире, и каждый шаг отзывается теплом узнавания.

Гигантский диван, на котором можно жить, проектор вместо телевизора, барная стойка, за которой мы иногда пьем сок или вино (зависит от настроения) по ночам, обсуждая прошедший день.

На месте бывшей стены - несущая колонна, декорированная грубым бетоном, и вокруг нее – узаконенный нами обоими «творческий хаос».

Я прохожу мимо библиотеки. Это больше не просто стеллажи с книгами, хоть их и стало заметно больше. Это сердце нашего дома. Огромный, пушистый ковер на полу, два глубоких кресла. У окна – массивный стол, на котором даже у моего аккуратиста Дубровского всегда перманентный творческий хаос. Лежащие здесь инструменты выглядят как хирургические приборы. Здесь Слава любит сидеть по вечерам, ковыряясь в каких-то мелких деталях, пока я читаю или работаю с документами.

Наш дом пахнет книгами и сложными металлическими деталями.

Прямо сейчас там лежит разобранный макет… я даже не знаю, чего, но выглядит как деталь ракеты, и мой забытый утром планшет с повесткой дня Кабмина. Идеальное соседство.

Влетаю в спальню. Огромная кровать, застеленная темным бельем – Слава выходил позже, видна его работа. Я, если честно, так не могу… а иногда просто ленюсь и оставляю как есть.

Времени в обрез.

Бегу в душ. Горячая вода смывает усталость, напряжение, чужие взгляды, интриги министерских коридоров.

Десять минут.

Волосы сушу быстро, небрежно укладывая их в мягкие волны. Макияж – чуть ярче, чем обычно, рисую «смоки-айс». Сегодня такое событие, что нужно быть яркой.

В гардеробной меня уже ждет платье - купила его еще пару месяцев назад и берегла для этого случая. Глубокий изумрудный цвет, шелк, который течет по телу, как вторая кожа. Открытая спина, высокий разрез на бедре. Закрытое спереди, строгое, почти монашеское, но стоит повернуться или сделать шаг – и в нем оживает капля дерзости. Платье для женщины, которая уверена в себе и в своем мужчине.

Холодный шелк касается кожи, вызывая мурашки. Идеально.

Туфли – черные лодочки на шпильке, но с тем самым «хищным» изгибом.

Я подхожу к зеркалу. Смотрю на себя.

Майя Франковская. Министр. Железная леди.

Нет.

Майя Дубровская.

Я открываю шкатулку с украшениями. Никаких колье. Никаких браслетов. Платье самодостаточно.

Только серьги. Длинные нити белого золота с капельками изумрудов на конце, в тон платью.

Мое главное украшение я ношу на безымянном пальце. Бриллиант в лаконичной оправе. Слава надел его мне на палец, когда делал предложение полтора года назад, в своей мастерской в Бугаево, среди железяк и чертежей, встав на одно колено в грязных джинсах.

А над ним – другое, обручальное. Тонкая дорожка из белого золота, усыпанная мелкими бриллиантами.

Я провожу по ним пальцем, улыбаясь как девчонка.

Мы не устраивали пышной свадьбы. Никаких гостей, никакой шумихи. Просто расписались в обеденный перерыв, между моим заседанием комитета и его тестами на полигоне. Я была в белом брючном костюме, он - в черной рубашке. Мы ели бургеры в его «Патриоте», пили неприлично холодную колу из стаканчиков и целовались так, что запотевали окна. Это был лучший день в моей жизни.

И хоть по документам я все еще «Франковская», дома и в кругу близких друзей меня теперь называют исключительно «Дубровская».

Я подмигиваю своему отражению.

— Ну что, госпожа Дубровская, - шепчу я. — Пора ехать и смотреть, как твой муж будет переворачивать мир.

Впереди – вечер, который станет историей.

Огромный выставочный павильон, который NEXOR Motors арендовал на весь день гудит от количества людей. Знакомо пахнет дорогим шампанским, кожей новых салонов, парфюмом за тысячи долларов и самым сильным афродизиаком в мире – успехом.

Захожу в зал, и десятки голов поворачиваются в мою сторону. Вспышки камер бьют в глаза, но я даже не моргаю. Два года назад я бы напряглась, снова влезла свою ледяную броню, а сейчас просто улыбаюсь – расслабленно и абсолютно уверенно.

Я здесь не «плюс один». Я – самый важный человек, даже если в программке этого нигде не написано.

— Госпожа