– Айрат никаких прав на меня не имеет! – гневно повторяет Катерина, нервно вышагивая по комнате. А потом останавливается напротив.

- Вы ничего так и не поняли, - роняет запальчиво. Сверлит негодующим взглядом. – Он опаивал меня, бил… - выкрикивает она. – Вы думаете я с ним по собственной воле была?

- Кать, - подрываюсь навстречу. И сам себе готов оторвать башку. Нашел время шутить, баран безмозглый.

- Вы можете презирать меня, - выставляет она вперед руки, не давая подойти ближе. – Многие, кто узнают, считают, что я сама виновата. Говорят, на жертве тоже лежит ответственность. Я не принимаю этой теории и мне все равно, что говорят за спиной Но очень вас прошу, помогите, пожалуйста, пока не приедет мой второй телохранитель.

Катя складывает руки в молитвенном жесте. А я просто схожу с ума.

- Помогу. Я же сказал, - тяну, стараясь совладать с эмоциями. - А где второй телохранитель? – отступаю чуть в сторону. Не хочу пугать девчонку. Мне ее приручить надо. Сделать своей.

- В Хабаровск домой поехал. У него брат умер, - сообщает Катерина нехотя. Стараясь унять дрожь, обнимает себя за плечи. Закрывается от меня, птичка пугливая.

- Ну я понял, - киваю коротко и предлагаю спокойно. – Давай чаю попьем и поговорим.

В душе у меня раскрывается адское жерло. Жар ненависти опаляет изнутри, не давая дышать. Катя, бедная моя девочка. Досталось тебе. Каким чудовищем надо быть, чтобы принуждать женщину? Любую женщину. Кровь стынет в жилах, стоит только представить.

- Давай чай пить, - решительно обрываю зрительный контакт.

- Я помогу? – тут же откликается девчонка.

- Хорошо бы, - улыбаюсь невольно. Такая она тонкая и беззащитная.

Попадись мне этот Айрат, сука, и я за себя не отвечаю. Забью на фиг.

- Ты чай завариваешь, а я пока бутеры сварганю, - заявляю не терпящим возражения голосом.

- Но я… - тихо противится Катерина.

- Отставить разговоры, - отмахиваюсь добродушно. Улыбается и Катерина.

- Может, к нам смотаться, - предлагает она, косясь на мои немногочисленные припасы. – У нас много еды осталось.

- Нет, - заявляю категорически. – Евгения Ильича я лично предупрежу завтра. А остальным знать не полагается, где ты спишь. История странная. Юра – крепкий мужик. Как его угораздило свалиться в кому? Не понимаю.

- Я тоже, - тихонько соглашается Катя. – Отравить его не могли. Он пил и ел вместе со всеми.

- Ну всяко бывает, - цежу я, нарезая колбасу толстыми кольцами, больше похожими на бочонки. Затем следует сыр, который я рублю брусочками под выразительным взглядом Катерины. Прости, девочка, иначе не умею. Шеф-повар из меня никакой.

- А хлеб? – спрашивает она.

- Я не брал. Надеялся на столовку, - развожу руками. И сложив колбасу с сыром, протягиваю Катерине. – Вот гляди, отличный бутер получается.

А сам как дурак загадываю. Возьмет – вместе будем, откажется – значит, полный пролет.

И радуюсь, когда девчонка без тени сомнения забирает из моих рук бутер.

«Йес!» - восклицаю мысленно и делаю себе такой же.

«Вот когда ты в последний раз загадывал на девчонок, Вася, - соединяя колбасу с сыром, удивляюсь собственному кретинизму. - В классе десятом средней школы? Когда около гаражей караулил Стасю Меркулову? Позже в училище ты такой херней уже не страдал».

Откашливаюсь, стараясь справиться с накатившим безумием.

- Видел твои картины. Очень талантливо, - говорю, прихлебывая чай. – Если они продаются, я бы купил… парочку.

- Я вам и так подарю, - улыбается Катя. И будто от солнечного света озаряется насупленное личико. – Я их не продаю. Еще не научилась, - неуверенно пожимает плечами.

- Научишься, - улыбаюсь в ответ.

- А вы рисуете?

- Ну какой из меня художник, Кать? – усмехаюсь в ответ. – В первом классе на уроке рисования училка наша велела изобразить желтые листья. А зимой – говорит- будем рисовать снежинки. Ну я возьми и спроси: «Мне еще зимой сюда ходить придется?». Ржал весь класс. А мне двойку влепили за сорванный урок. Так всю охоту отбили к рисованию. А был бы сейчас известным художником. Этим… как его? Рубенсом!

- Не повезло, - иронично качает головой Катя и, отвлекшись от горьких воспоминаний, рассказывает. – А у нас в третьем классе было домашнее задание нарисовать сказочных героев. Я решила побыстрее сделать и нарисовала простую ромашку с четырьмя лепестками. Подписала работу «Дюймовочка». А когда учительница спросила, а где же она? Ответила «Спряталась!».

- Вполне логично, - киваю, сооружая еще бутерброды. – Ешь, Катюшка. И спать будем. Ты в спальне, а я на диване.

- Вам же тут неудобно, - ойкает Катя.

- Нормально, - мотаю головой. – Я в случае необходимости и на асфальте уснуть могу. А тут целый диван!

Мы долго пьем чай. Болтаем о пустяках. А когда Катерина уходит спать, чувствую теплоту и нежность к этой девочке, заживо похоронившей себя в гребанных «Соснах».

Постепенно мысли переходят на Айрата. Нужно найти эту падаль раньше, чем он объявится здесь. И максимально усложнить ему жизнь. Надо обезопасить Катю и тут все средства хороши.

«Пробей. Срочно», - отправляю вводные Тарасову.

«По Масловскому пока отбой», - пишу сообщение следом.

«Так уже пошла волна. Остановить?»

«Нет смысла», - отмахиваюсь я. – Пусть заодно проверят».

И завалившись на диван, пролистываю в телефоне информацию по Айрату. Вглядываюсь в жесткое лицо и глаза как рептилии. Нехорошие глаза. Увеличиваю разрешение картинки и, сцепив зубы, внимательно изучаю будто вырубленные топором черты лица. Узкая складка губ, глубоко посаженные глаза не говорят, вопят о патологической жестокости человека и коварстве. А еще накачанный торс и кулаки с голову младенца. Сука. Видел я таких. Обламывал. И этой падле наваляю.

- Беги, тварь. Беги, пока не поздно. Если найду, пожалеешь, что родился.

Отложив телефон в сторону, тру глаза, пытаясь понять, с чего начать. Жаль территория не наша, а сопредельного государства. Но я и там порешать могу. Только напарник нужен… Кого бы взять?

Перебираю в уме своих пацанов. Тех, с кем мы родственники по судьбе, а не по крови. И вздрагиваю, когда открывается дверь спальни.

Катя! Я думал, она заснула…

«Зачем пришла? – тревожно колотится сердце. – Если за дозой великой и чистой любви, прогоню нафиг».

- Спокойной ночи, Василий Петрович, - высовывается