тебя подвезти. Поедешь? 
Он кивает.
 – Давай, ласточка, отнеси меня на своих мощных крыльях в страну, где живут прекрасные эльфы.
 – Ты не похож на Дюймовочку.
 – Я не Дюймовочка. Я шестидюймовочка.
 Я не понимаю, о чем он. Что такое шестидюймовочка? Кажется, было такое оружие, пушка, что ли. При чем тут пушка?
 Я запоздало спохватываюсь, что он, может быть, и идти не может. Наиль сказал, что он пьяный вдрызг. Хотя стоит Вадим вроде бы уверенно, не шатаясь. Я на себе его точно не потащу! Потому что не дотащу.
 Отступаю на пару шагов назад.
 – Пошли.
 И Коновалов идет. Не шатаясь, только довольно медленно. Ладно, главное, что сам. Идет, наклонив голову и засунув руки в карманы худи. До моей машины мы доходим без приключений.
 – Это не ласточка, это птеродактиль.
 Так папин джип еще не называли. Снимаю машину с сигнализации, открываю дверь.
 – У тебя классная машина, Ласточка.
 – Это не моя, это папина.
 – Передай папе, что у него отличный вкус.
 – Обязательно передам. Садись.
 ***
 В машине диспозиция меняется. По крайней мере, для меня. Я оказываюсь в замкнутом пространстве с двухметровым пьяным хирургом. А если он начнет буянить? А если его начнет тошнить? А если?.. Иногда во мне включается паникер. В компанию к самоеду.
 Но Коновалов сидит тихо. Сначала смотрит перед собой, а потом и вовсе прикрывает глаза. Уснул? Ну и к лучшему. Правда, я не знаю его адреса, но пока он и не нужен. Нам еще полчаса минимум до городской черты ехать. Я опускаю стекло, в лицо ударяет уже прохладный вечерний ветер. Машина выезжает с примыкающей дороги на автостраду. Негромко включаю музыку. Погнали.
 Я так увлеклась пустой дорогой и мощью машины, что не сразу поняла, что со мной разговаривают. О, ВадимЭдуардыч проснуться изволили?
 – Что, извини? – убираю звук в ноль. – Не расслышала.
 – Давай сразу обговорим детали.
 Детали чего?
 – М-м-м-м?
 – Я не люблю целоваться в губы. По крайней мере, с теми, кого мало знаю. Потом – возможно. Но на начальном этапе этот обмен микрофлорой излишен. Куни – только за хорошее поведение. Предпочитаю коленно-локтевую, но вообще непривередлив. Хочешь быть сверху – будь.
 Коновалов замолкает. Машина мчится вперед по пустой дороге. Я пытаюсь осознать тот факт, что Вадим с какого-то перепуга уверен, что у нас будет секс. Это он так мое предложение подвезти интерпретировал? Воистину, благими намерениями…
 Что ему ответить? И надо ли? Может у него этот… пьяный бред? Снова возвращаются мысли о том, что он двухметровый и пьяный, мы в машине вдвоем и… И не буду я с ним сейчас ни о чем спорить.
 – В ванну пойдем по очереди. Я весь пропах дымом, было жарко, так что… Наверное, лучше, если сначала я. Не очень хорошо, если ты пойдешь первая и будешь меня потом в постели ждать. Это неправильно, когда женщина ждет.
 Какой заботливый, просто хоть рыдай от умиления. Но я молчу. Пока с тактикой не определилась.
 – У тебя как с эпиляцией? Я гладеньких люблю.
 Женька права – ВадимЭдуардыч сегодня в ударе. Отмалчиваться уже не получится, но обсуждать свою эпиляцию с Коноваловым я не собираюсь.
 – А у тебя как с эпиляцией?
 – Подмышки, пах, жопа – все гладкое.
 У меня нога дергается на педали газа, и машину резко бросает вперед. Хорошо, что дорога почти пустая, перед нами никого нет.
 – Воу-воу, полегче. Так заводит мысль о гладком пахе? Не торопись, я никуда от тебя не денусь.
 Я сжимаю пальцы на руле. На папиной машине толстая оплетка на руле, под мужские руки, мне немного неудобно. Но не так неудобно, как от слов Коновалова. Я не считаю себя робким человеком, я всю жизнь работаю в мужских коллективах, но к такому меня жизнь точно не приготовила.
 – Ну, так что? – не унимается Коновалов. – Ты порадуешь меня гладкой булочкой?
 – Чем?! – я реально давлюсь вопросом, уже понимая, что он имеет в виду. Но отказываюсь верить, что мы обсуждаем ЭТО.
 – Ну, вы, девочки, как только не называете это свое место. Кто-то киска, кто-то пусси, – он едва слышно фыркает. – Хотя какая там пусси? Человек-усы утверждает, что вагину надо называть вагиной. А ты как называешь?
 Мне хочется орать: «Заткнись!». Но я позорно молчу.
 – Судя по тому, что ты не отвечаешь, у тебя там пушистик. Эх… – вздыхает демонстративно. – Ладно. Потерплю.
 – У меня там все гладко! – шиплю.
 Тишина в ответ. Я рискую бросить короткий взгляд на своего пассажира. Так и есть! Улыбается, как сожравший хозяйскую сметану кот.
 Ах, ты ж гад!
 – Это хорошо, – все никак не затыкается Коновалов. – Лишняя растительность там ни к чему. Вон хоть Бурова спроси, он прямо топит за то, чтобы женщины были бритые. Но у него это, наверное, профдеформация.
 Я снова позорно молчу. Я ни разу ни с кем так откровенно не говорила на такие интимные темы! Ну, со своими девчонками, по винчик – да, но все равно не настолько прямо! Во мне закипает злость. На «слабо» меня берешь, Вадим Эдуардович?
 – Не думала, что мужчины тоже это делают. Не понимаю, зачем. Я думала, пах бреют только геи и порноактеры.
 Моя попытка смутить Вадима проваливается. С пассажирского сиденья слышится веселый и даже издевательский смешок.
 – Это просто вопрос гигиены. Я хирург. Можешь, считать, что у меня тоже профдеформация. Невозможно качественно отмыть то, что покрыто волосами.
 – Удивительно, что ты не побрился налысо. Ноги тоже бреешь?
 Коновалов уже откровенно ржет.
 – Волосы мешают там, где есть трение. И повышенное потоотделение. Подмышки, пах. На ногах и голове всего этого нет. Так что ноги у меня вполне волосатые – сама увидишь.
 Вот прямо сижу и мечтаю увидеть волосатые Коноваловские ноги. И бритый пах заодно! А, кстати, интересно, как это в реальности выглядит? Я вживую мужской гладкий пах никогда не видела. Так, стоп!
 – Ты шокирована?
 – Настоящие мужики пах не бреют, – цежу сквозь зубы. Инна Ласточкина, как ты дошла до жизни такой, что обсуждаешь бритье паха у мужиков?! И с кем?!
 – А ты что, как кошечка, любишь потом отрыгивать шерсть?
 Желание затормозить, прижать машину к обочине и уе*ать – именно уе*ать – Коновалова чем-нибудь тяжелым, хотя бы балонником – становится нестерпимым. Останавливает меня только то,