— Бывший муж…

Замолкает на пару секунд, переваривая информацию, и, наверное, решает, что я теперь не враг, а союзник, которого можно взять на жалость:

— Ой, не нужны нам проблемы… не нужны… Поубивает же, поубивает, и ведь никто не поможет… Кто ж против него пойдет?

Сбрасываю звонок и откладываю телефон. Противно и липко.

— Ну, что там, мам?

Глава 24. Я знаю

— Я сама, — Варька вырывает из моих рук сумку, которую я достаю из багажника. — Козел.

Замирает на несколько секунд и зло щурится на меня. Видимо, ожидает в ответ тоже какую-нибудь грубость.

— Так-то не поспоришь, — соглашаюсь и закрываю багажник мягким движением руки. — Козел, да.

Может, я должен на провокацию дочери испытать гнев, но я что-то опустошен. Бракоразводный процесс завершился, я получил на руки свидетельство о расторжении брака и, если честно, то я хочу просто нажраться.

До невменяемости и струек слюны изо рта. До неразборчивого мычания, в котором бы я неуклюже перевернулся на другой бок и забылся пьяным сном.

Но я все еще — отец.

Больше не муж, но все еще папа, который не теряет надежды, что ему удастся каким-то невероятным образом наладить отношения с дочерьми.

А это под силу только волшебнику, который взмахнет волшебной палочкой и сотрет им память. Без магии тут не обойтись.

— Бесишь, — Варя в ярости всматривается в мои глаза. — Ненавижу.

— Ты уже это говорила.

— И еще раз скажу.

— Хорошо.

Я вспоминаю ее детские истерики, и как она кусалась, когда я пытался вытереть ее сопливый нос.

И как она смеялась, когда я с наигранным испугом ойкал и прижимал руку к груди.

Я называл ее акуленком.

И даже вязаная акулья шапка была. Смешная такая.

Только вот мой акуленок вырос, и уже я укусил его. Да что там укусил. Вырвал кусок плоти и сожрал, как настоящая акула.

Кривится и раздраженным броском возвращает мне дорожную сумку.

— Идем, — разворачиваюсь и шагаю к крыльцу жилого комплекса, из которого я скоро перееду. — Мы же можем и целые сутки в гляделки играть. И ты, конечно, выиграешь.

— Ненавижу твои тупые шутки, — следует за мной, специально шаркая ногами.

— Не шаркай.

— Отвали.

— Войдет в привычку, Варь, — стараюсь говорить спокойно, — и будешь потом всегда подволакивать ноги, как старушка.

Что-то бурчит в ответ, но шаркать перестает, но теперь щелкает суставами.

— Варь.

— Да чо ты пристал-то?!

Но я прекрасно знаю, что она щелкает пальцами, чтобы привлечь к себе внимание. С этой же целью она и шаркала ногами.

Напоминает о себе, что она рядом, будто отвернувшись я забуду о ней.

— Будешь много щелкать суставами, то со временем деформируются суставные сумки, — а если бы сейчас валялся пьяный на диване, то мне не надо было проводить воспитательные беседы с обиженным подростком, — пойдет воспаление, разрушение суставов.

— Ну и что?! — рявкает Варя.

Я резко к ней разворачиваюсь, и она чуть в меня не врезается. В глазах вспыхивает испуг, и она отспуает от меня, как от дикого зверя.

— Варь, ты ничего этим никому не докажешь, — всматриваюсь в ее глаза. — Не надо вредить себе и наказывать меня этим. Тебе жить еще долгую жизнь, а больные пальцы с опухшими суставами подпортят тебе ее.

— Ну и ладно, — глядя мне в глаза он громко хрустит суставом большого пальца.

Упрямый акуленок.

— Ладно, — опускаю сумку на тротуар и делаю шаг к Варе.

Она напрягается. Наверное, взгляда моего пугается, потому что я сам в свое отражение лишний раз не смотрю.

— Ударь меня, — вздыхаю я и развожу руки в стороны. — Давай.

— Что?

— Ты же на меня злишься, — я не отвожу взгляда, — и я тебе сделал больно. Ударь.

Бабка на лавке у соседнего подъезда заинтересованно наблюдает за нами. Аж не моргает.

Похуй на эту старую мымру.

— Пошел ты! — Варя кривится, проходит мимо, но все же его под вспышкой гнева разворачивает ко мне.

Она толкает меня в грудь:

— Козел!

Опять толкает:

— Ненавижу!

Бабка округляет глаза, когда Варя сжимает кулак и бьет меня по лицу.

Удар слабый, девичий и неумелый. Варя сама это понимает, поэтому с рыком бессилия отступает.

— Что за дети пошли, — охает бабка.

— Заткнулась, блять! — гаркаю на нее. — Тебя не спрашивали! — а затем вновь смотрю на Варю. — У меня есть предложение, Варюш, записать тебя на какие-нибудь единоборства, чтобы ты могла навалять папке. М?

— Пошел ты, — отвечает неуверенно, но я вижу по ее глазам, что ей идея нравится. Тихо добавляет. — Козлина. Еще на бабку разорался.

— Некоторые бабки сами напрашиваются.

Варя молчит и накидывает на голову капюшон.

— Все? Мы можем идти? — сдержанно уточняю я.

У нее дергается верхняя губа.

— Я тебе однажды наваляю.

— Будет за что, — надеюсь, мне хватит отцовского смирения и терпения. — Но чтобы кому-то навалять, этому сначала надо научиться. И это будет полезный навык для девочки.

Чуток медлит и торопливо шагает к крыльцу, а я, подхватив сумку, ровным шагом следую за ней.

Бабка на лавке готова сжечь меня взглядом, но боится даже пикнуть. Старые люди тоже могут быть мерзкими и трусливыми, когда оскалишься на них.

А я сейчас скалюсь на всех. Лишь с дочерьми стараюсь держать в руках, потому что есть надежда, что я их окончательно не потерял.

Их мать потерял.

— Я знаю, — тихо говорит Варя, и мне приходится напрячь слух, — знаю, — останавливается у лестницы и сжимает кулаки, — что ты предлагал маме носить накладной живот.

Глава 25. Звонок

— Почему ты молчишь?

Я молчал всю дорогу от крыльца до квартиры.

Без слов прошел в комнату, которую я готовил для дочерей и кинул сумку на одну из двух кровать.

— Располагайся, — короткой говорю я Варе. — Через минут пятнадцать сядем ужинать.

— Папа.

Я останавливаюсь в коридоре.

Что я могу сказать дочери?

Что я злюсь?

Что я чувствую разочарование в Лере, которая не должна была посвящать наших дочек в подробности нашего непростого разговора.

Да, не должна была.

Этот разговор был только между нами, как между супругами, а она втянула в него и Варю.

Да, она обижена, и Варя могла саму ее вывести на крики, в которых она ляпнула про накладной живот, но это никак меня не успокаивает.

— Папа…

— Я не считаю, что ты должна была знать про накладной живот, — разворачиваюсь к Варе и понимаю, что она не разулась, и за ней тянутся грязные следы.

И она сделала это специально.

Она знает, что надо разуваться. Я ее лично этому учил и говорил, что надо уважать чистоту.

— Иди разуйся, пожалуйста, — медленно проговариваю я. — И вытри за собой грязь, Варюш. Тряпку и ведро найдешь в кладовке. Она тут.

Шагаю мимо Вари, которая с вызывающим прищуром провожает меня.

— Варя, вот тут кладовка, — выхожу из коридора и указываю на белую дверь. — Там ведро и тряпка.

Я прекрасно знаю, что она проигнорирует мою просьбу и натопчет еще больше следов. Она хочет вывести меня из себя до криков и до того, что я в бессилии перед ее подростковым бунтом сдам позиции и отправлю к матери.

Откажусь от нее.

Докажу, что она была права.

— Это была тупая идея с накладным животом, — заявляет Варя, когда я прохожу мимо нее и направляю неторопливым шагом в свою комнату. — Ты капец тупой.

— А ты не в силах придумать оскорбление повитиеватее, м? — оглядываюсь. — Чтобы быть поумнее отца? Или ты все же умом в меня пошла?

Да, я потерял перед ней авторитет, но она тут. Пусть и с целью контролировать меня. Я все еще нужен ей, несмотря на грязные следы на полу и ругань.

Она пошла за мной, и я должен сейчас отплатить ей терпением.

— Интеллект передается от матери, — едко парирует она. — Не от отца.

Одобрительно хмыкаю.

— Как и то, что рождаются девочки, — шипит она, как разъяренная песчаная змейка. — Ясно? Это от мужика зависит пол ребенка.