Наконец возвращается командир и сообщает, с какой стороны мы будем заходить в здание, определяет обязанности каждого. Я надеваю маску, шлем-каску, внимательно проверяю обмундирование, чтобы не допустить наличие открытых участков кожи. Тщательно натягиваю рукава боевки на перчатки, затем мы с Артемом проверяем, чтобы с экипировкой и оборудованием у нас обоих все было пучком и отбиваем друг другу пять. Мы готовы.

Первым идет Никита, остальные двигаются следом. Заходим в здание – кругом непроглядная тьма, чем, в общем-то, никто и не удивлен. С таким количеством дыма никто и не надеялся на хоть какую-то видимость. Пробираться приходится буквально на ощупь. Жар стоит такой, что боевка начинает медленно плавиться, а я думаю лишь об опасностях, поджидающих нас со всех сторон.

Огромные конструкции, которые могут оплавиться и рухнуть от температуры, высокие стеллажи, полки с товарами, готовые упасть на наши головы, баллоны с газом, что могут в любой момент взорваться. Лаки, краски и другие материалы, которые могли продаваться в строительных отделах, вспыхнут, если до них доберется огонь. И это я еще не упоминала опасный мусор, куски металла и прут, что могут валяться на полу и пробить нашу обувь, если на них случайно наступить.

Мы продвигаемся медленно и осторожно. Стараемся держаться стены, чтобы не терять ориентир. Я не отрываю от нее руки, она теплая – скорее всего, огонь над нами, на этаж выше. Артём направляет струю наверх, чтобы охладить пространство над нами, я помогаю протягивать тяжелый пожарный рукав все глубже в здание. Где-то рядом слышатся голоса Никиты, Ильи, Сереги, Иван Палыча – командира, а также ребят из другого расчета. Они идут вплотную к нам, но из-за густого дыма трудно разглядеть даже очертания их фигур.

По стенам вдруг расходится скрежет, и я кожей чувствую, как нарастает общая тревога. Пламя, потрескивая, продолжает пожирать здание. Оно бушует где-то наверху, постепенно распространяясь повсюду. Огню тоже нужно дышать. И он ищет выход, подбираясь к крыше.

Температура вокруг нас тоже повышается – мы добрались до лестницы. Тут еще жарче, значит, большой огонь все ближе. Илья докладывает по рации, где мы находимся, а я, честно говоря, пока не нащупала перила, уже и понятия не имела, где мы.

Слева от нас что-то рушится.

– Все в порядке? – это голос командира. Мы отзываемся. – Никита?

– Я в норме.

Подтаскивать рукав становится все труднее, но я прикладываю все усилия, на которые только способна. Уровень адреналина зашкаливает.

– Чувствуете вибрации? – спрашивает Илья.

Командир докладывает о нестабильности конструкций и рисках обрушения, но нам нужно продолжать – пытаться сдерживать пламя, пока идет поиск пострадавших. На этаже все еще могут быть живые люди.

Мы осматриваем коридоры, проверяем с фонариками каждый закуток, не забывая лить воду. Кричим, зовем возможных выживших, снова ищем и снова охлаждаем воздух под потолком, надеясь, что у нас все под контролем. Но пока никого не находим. Голоса сослуживцев, шипение воздуха в аппарате и низкий рев огня – вот что составляет картину моего мира сейчас, в остальном я слепа: продвигаюсь в темноте на ощупь, стараясь не упасть. Практически ползу, потому что вытянуться в полный рост не получается из-за нестерпимого жара. А парням впереди еще тяжелее, ведь они ближе к огню.

Мы окликаем друг друга, стараемся держаться рядом. Я чувствую, как по лицу стекают капли пота, как противно щекочут они разгоряченную кожу. Над нами что-то снова противно скрежещет, и у меня возникает неприятное предчувствие, что вот-вот случится непоправимое.

– Парни, похоже, пора на выход, – тает в темноте голос командира. – Заканчиваем здесь!

Но мы так никого и не нашли.

– Конструкция скоро не выдержит, – добавляет он.

И словно в подтверждение этих слов слышится скрежет металла где-то под потолком, а по стенам расходятся вибрации. Через мгновение звук усиливается.

– Выходим! Выходим!

Я уже не узнаю голоса, они тонут в этом пугающем грохоте. Мы организованно движемся на выход. На мне больше двадцати килограммов снаряжения и защитной формы, поэтому двигаться быстро, тащить рукав и оставаться ловкой невероятно трудно.

– Ева, ты как?

Это Артём.

– В порядке, – отвечаю я.

Мы делим нагрузку, хоть практически и не видим друг друга. Шуршание рации и голоса сослуживцев идут фоном, я стараюсь держаться рядом с напарником. Шум, исходящий от искореженных огнем конструкций, нарастает. Прокладывая путь назад, я двигаюсь по памяти и молюсь, чтобы не оказаться в огненной ловушке. Очаги огня уже повсюду, я вижу, как языки пламени прорываются сквозь густой дым. Нервы ребят уже на пределе, и хоть все стараются оставаться спокойными, когда ты проводишь много времени с людьми, ты учишься улавливать нотки тревоги в их голосах.

Единственное, что мы могли сделать, это выложиться по полной. Как и всегда. И теперь мы просто хотим выйти живыми.

Последнее, что я чувствую перед тем, как сверху раздаются хлопки, взрывы и треск, это то, что температура повысилась до такого уровня, который превосходил все, что мне доводилось испытывать раньше. И затем с потолка начинают падать обломки. Мы ускоряемся, но здание продолжает рассыпаться. Со всех сторон нас окружают огонь и дым, но единственное, что по-настоящему страшно сейчас, – это кошмарный шум разваливающихся перекрытий и стен. Я чувствую, как к горлу подбирается страх, а затем пространство над нами разверзается, и потолок обрушивается. Перед тем как опускается занавес, я вижу лишь луч фонарика, закрепленного на моей каске, прорезающий эту тьму.

Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я прихожу в себя. Пытаюсь пошевелиться, кашляю и делаю попытку встать. Мне надо отодвинуть что-то тяжелое со своей груди. Голова кружится, плечо ужасно саднит. Когда я поднимаюсь на ноги, приходит осознание. Со всех сторон слышатся голоса ребят.

– Вы в порядке? В порядке? – спрашивает диспетчер.

Ей отвечает командир. Я его не вижу, повсюду чернота и жар. Огонь продолжает свое дело, нужно скорее выходить.

– Тёма? – кричу я, шаря руками вокруг. – Артём!

– Помогите достать Илью! – орет Никита.

– Артём, – зову я, отшвыривая в сторону обломки и пробираясь к тому месту, где предположительно находился мой напарник.

Наконец, сапог упирается во что-то мягкое, я наклоняюсь, сажусь на корточки, щупаю. Это нога.

– Артём! – кричу