- Эта высокая награда вселяет в меня надежду снять второй фильм, - начала она. - Работа над картиной складывается из труда многих людей. Когда все заодно, результат поистине волшебный. Если я назову имена всех, кто работал над «Центурионом», боюсь, это перечисление затянется до утра. Но я не могу не упомянуть мою подругу Вэл Ковингтон, которая заставила меня поверить, что я смогу сделать это, хотя, честно говоря, я сомневалась. Твоя убежденность, Вэл, - Рейн нашла в зале Валентину и теперь обращалась прямо к ней, - погорячее, чем шоколадный соус к мороженому. - Вэл рассмеялась, и Рейн, улыбнувшись в ответ, продолжила: - Благодарю также Маркуса Гордона и его супругу Наоми, продюсеров, которые не побоялись предоставить возможность начинающему режиссеру снять свой фильм, потому что они преданы своему делу так же, как и я. И больше всех я благодарю Кензи Скотта, прекрасного актера и моего любимого мужа.

Не слишком ли это банально говорить им, как она любит его? Прежде чем она успела ответить на этот вопрос, резкая боль пронзила ее. О Господи, неужели виной всему волнение? Голова шла кругом, она ухватилась за край сцены, статуэтка со стуком упала и покатилась по полу.

- Кажется, мне пора, - прошептала она. - Но я никогда бы не додумалась написать такую сцену. Это так банально!

- Ты сможешь позже написать другую. - Это был голос Кензи, его сильные руки подхватили ее. Она вцепилась в него, пока он нес ее со сцены на глазах изумленной публики. Она знала из прочитанных книг, что у некоторых женщин роды проходят стремительно, но почему она и именно сейчас?

Потому что так угодно Богу, а ей не остается ничего другого, как смириться с этим.

Церемония остановилась. Отказавшись от помощников, Кензи внес Рейн в фургон «скорой помощи» и осторожно уложил на носилки внутри.

- Не волнуйся, Упрямый маленький птенчик, этот ребенок - прирожденный актер. И дай ему Бог сыграть свою роль безупречно. - Он опустился около нее на колени, и машина «скорой помощи» резко двинулась с места. - «Весь мир - театр…»

Она улыбнулась, но тут же возобновились схватки, и она с мучительной гримасой ухватилась за его руку…

Что может быть лучше, чем войти в эту жизнь с Шекспиром…

Хотя он был выжат так, словно пробежал марафон, он не мог отвести глаз от жены и их новорожденной золотоволосой дочурки.

- Мы не только получили кучу призов, но у тебя появился повод пропустить все вечеринки, обязательно следующие за церемонией награждения.

Рейни усмехнулась. Она устала, под глазами пролегли темные круги, но все равно была красива и дышала довольством. Ее абрикосовые волосы раскинулись по белой подушке.

- Я не сожалею, что пропущу вечеринки, но мне обидно, что нам не удалось досидеть до конца и «Оскара» за лучший фильм года пришлось получать Маркусу и Наоми.

- Мы посмотрим все это на кассете. - Он замолчал, потом робко спросил: - Можно мне подержать ее?

- Конечно, она ведь наполовину твоя. - Рейни осторожно потянулась к малышке.

Боясь, как бы не сделать ей больно, он взял девочку на руки, с замиранием сердца изучая крохотные пальчики и золотистый пушок на головке. Его дочь.

Малышка открыла глаза и заморгала, глядя прямо на него. Его сердце совершило крутой вираж. Он не знал, что это рождение мгновенной, непонятной и вечной любви. И хотя он был страшно напуган, но догадался, что, видимо, это и есть нормальное чувство отцовства.

Он поклялся себе, что его дочка будет окружена любовью и вниманием, ведь этого заслуживают все дети. Он сказал себе, что она не узнает трагедий, хотя и подозревал, что отец - это самая трудная роль из тех, что ему приходилось играть. Он и Рейни сделают все, чтобы не повторить ошибок собственных родителей.

- Ты подумал, как мы назовем ее? - сонно спросила Рейн.

- Фейт*, (Вера (англ.)) - сказал он, осторожно возвращая дочь жене. - Мы назовем ее Фейт.