дочурке, откровенность которой не входила в планы Богдана. 
А уж про мои планы совсем нечего говорить.
 Я очухиваюсь от резкого болезненного толчка в животе перед кроватью, на которую я кидаю платья в тихой, но не контролируемой истерики.
 Смотрю на ворох одежды и отступаю от кровати.
 Опять пинок от сыночка, который будто требует, чтобы мамка взяла себя в руки и не истерила.
 — Тише, — прижимаю ладонь к животу.
 Я лишена возможности собрать вещи и свалить в закат.
 Богдан прав.
 Надо трезво оценивать ситуацию, как бы ни было сейчас больно, обидно и противно.
 Если бежать от быка, то он кинется за тобой.
 Растопчет, поднимет на рога.
 — Мам! — раздается голос Аркаши из коридора. — Ма!
 Торопливо вытираю слезы с щек, придаю объем волосам пальцами и поправляю халат на груди.
 Аркаша заглядывает в комнату без стука:
 — Мам?
 — А постучаться? — вкладываю в голос материнскую строгость и оглядываюсь. — Аркаш, ну сколько можно?
 Цыкает, но исчезает. Стучит, выжидает несколько секунд и заходит:
 — Зашел и не выгонишь теперь, — смеется, — и вообще, если надо, то можно запереться.
 Переводит взгляд на мои вещи на кровати. Недоумение.
 — Перебираю гардероб, — нахожу отмазку молниеносно, — часть на благотворительность отдам.
 — О, блин, мне тоже надо от старого шмотья избавиться, — Аркаша садится на пуфик у косметического столика и протягивает ноги, глядя на меня, — а папа куда поехал? Он как шумахер выстрелил из ворот. Даже меня не заметил. В офис?
 — Уп…
 — Ясно, — разворачивается к зеркалу и тянется к моим баночкам, которые начинает переставлять и разглядывать.
 — Аркаша? — обеспокоенно спрашиваю я. — Что-то случилось?
 Проходит около минуты, прежде чем Архип тихо стучит в дверь:
 — Любовь, вы готовы? Нам уже пора ехать, — переходит на почти шепот. — Богдан потребовал быть сегодня с вами.
  Глава 12. Пусть папа поможет
 Захожу в зал с высокими потолками и панорамными окнами. На белых стенах — узкие зеркальные вставки до самого потолка.
 ‘Солнечно и много воздуха, но мне все равно тяжело дышать.
 Каждый выдох угрожает сорваться в рыдания.
 — Мама, мамуля! — ко мне с криками кидается Света. Счастливая и румяная. — Пришла!
 — Пришла, пришла, — отвечаю я. — Куда я бы делась…
 Узкие джинсы, шифоновая желтая блузка и ботиночки на высоком каблуке.
 Красавица.
 И я была раньше такой. Живой, яркой и счастливой.
 Подбегает, обнимает меня, после кладёт руку на живот и замолкает, ожидая приветствия от младшего брата.
 Несколько секунд, и он все же пинается. Немного лениво.
 Света, как и в первый раз, округляет глаза, смеётся и наклоняется к моему животу с шёпотом:
 — Привет, зайчик… Это Света, твоя старшая сестра. Узнал.
 Новы пинок, и я закрываю глаза, задержав дыхание.
 — Прости, — Света поднимает взгляд и неловко улыбается.
 — Все в порядке, — выдыхаю через нос. — С приветствиями закончили?
 Света с готовностью выпрямляется, берет меня за руку и ведёт к длинному и широкому столу, на котором разложены десятки сортов роз: разные оттенки белого, мелкие, крупные.
 До меня доходит волна сладкого и густого аромата.
 — Готова? — заговорщически шепчет мне на ухо Света.
 Я неопределённо хмыкаю, стараюсь подключиться к моменту со Светой и уйти от мысли о Богдане и его внебрачной дочери.
 Сейчас для меня важной должна быть только моя дочка.
 Света усаживает меня в одно из кресел у стола, поправляет под поясницей подушечку и обнимает со спины. Прижимается щекой к плечу и с тихой благодарностью говорит:
 — Я тебя, наверное, достала.
 — Вовсе нет, — слабо улыбаюсь.
 Через несколько минут к нам выходят милая блондинка-флористка, которую Света сразу берет в оборот вопросами и сомнениями нерешительной невесты.
 Я с усилием воли пытаюсь остаться в потоке их разговора о том, какие арки поставить, какие букеты оформить, какую фотозону организовать для гостей, но я все равно мыслями возвращаюсь к Богдану и к вопросу — как так получилось?
 Я не вижу никакой разницы в розах, что разложены на столе. Да, некоторые крупнее, но по цвету они все для меня одинаковые.
 Но Света внимательно разглядывает каждый цветок, принюхивается, а после рассматривает страницы каталогов с тихими расспросами, а я лишь киваю и иногда соглашаюсь с ней, что, например, у этого сорта бутоны мелковаты, а у того — листья слишком крупные.
 — Мам, — Света откладывает очередную розу, плюхается в кресло рядом со мной и накрывает лицо. — Блин, я не могу… Не знаю, какие выбрать.
 — Ты хотела молочные розы, — вздыхаю.
 — Да, но какие?! — указывает рукой на ворох роз перед собой, а затем она делает глубокий выдох, сжимает кулаки.
 После твёрдо встаёт на ноги, вновь подходит к столу. Оглядывает розы и зло подбоченивается, будто они в чем-то перед ней провинились.
 Хмурится. Флористка по другую сторону стола в ожидании замирает, спрятав руки за спину.
 — А пусть папа скажет, — Света решительно оглядывается на меня, а у меня сердце катится, подпрыгивая, в пятки. — Он же мне угрожал, что если я не выберу, то он сам…
 — Светусь, — перебиваю я ее и напряженно сглатываю, — давай выпьем чаю и вернемся к розам.
 Сами справимся.
 — Он тебе всегда такие красивые букеты дарил, — Света выуживает телефон из кармана, — у него есть чуйка на цветы.
 — Да они все красивые, — неуверенно возражаю я. — Любые бери, и тебе сделают красиво…
 — Папа не отвертится, — касается экрана. — Ишь, решил отсидеться в сторонке.
 Нет, — усмехается, — все будут страдать. Кроме Аркаши, — переводит на меня взгляд. — Я и так знаю, что Аркаша выберет. Кактусы. И мухоловки, — смеется и прикладывает телефон к уху, взволнованно покусывая нижнюю губу. — Гудок пошел.
 Черт.
 Может быть, в Свете сейчас говорит ее дочерняя чуйка, которая требует участия и любви отца,