Я мотаю головой. — Почему? 
Адрианна прочищает горло.
 — Я слышала, что она пыталась соблазнить женатого мужчину после того, как набросилась на него за то, что он женился на студентке.
 Ева кивает.
 — Что-то вроде того.
 Мои глаза расширяются.
 — Вау, какая сука. Тогда кто сейчас ведет математику?
 — Я слышала, профессор Ниткин заменяет её, пока не найдут учителя, — говорит Нат.
 Ева согласно кивает.
 — Да, а профессор Дэвидсон будет вести английский.
 Я тяжело сглатываю.
 — Тем больше причин выполнить задание.
 Ева кивает.
 — Верно. Если он вообще знает, что за задание было задано.
 Я не намерена появляться без работы и выяснять это, тем более, что спина все еще заживает после последнего наказания. Дрожь пробегает по позвоночнику, когда я думаю, не выпорет ли он меня снова, не вскроет ли, как дикарь, заживающую рану на спине.
 Я никогда не смогу забыть ту вспышку возбуждения в его глазах, когда он слизывал мою кровь со своих пальцев. Это было греховно и совершенно по-звериному, и все же от этого образа у меня сжимаются бедра.
 — Камилла?
 Я мотаю головой.
 — Что?
 — Я спросила, не хочешь ли ты поплавать после уроков? — Спрашивает Адрианна.
 Мы с Адрианной всегда плаваем вместе, потому что обе сильные пловчихи и раньше были в команде, когда у СА она была. После инцидента, когда один из наших студентов напал на ученика обычной местной школы, команду расформировали. На самом деле, с того дня прекратили все командные игры, связанные с соревнованиями с другими школами, потому что это пролило слишком много света на сомнительную практику СА.
 Я уже собираюсь согласиться, но потом вспоминаю о порезе на спине, который я определенно не хочу, чтобы она видела. Мой желудок опускается.
 — Пока отложим. Мне все еще больно.
 Адрианна кивает.
 — Конечно, я не подумала. — Она вздыхает. — Хотелось бы, чтобы не отменяли занятия команды по плаванию, даже если мы не можем конкурировать с другими школами. Мы все равно могли тренироваться.
 Нат ухмыляется.
 — Почему бы тебе не сказать об этом тренеру? Уверена, он с удовольствием тренировал бы тебя.
 Адрианна издает рычащий звук.
 — Вот теперь ты ведешь себя как задница.
 Она смеется.
 — Просто шучу.
 — Не стоит. — Адрианна скрещивает руки на груди. — Мне и без тебя хватает дерьма от него.
 Ева вздыхает.
 — Хочешь, я скажу об этом Оаку?
 — Что? Обмолвишься, что его лучший друг ведет себя как гребаный мудак и не оставляет меня в покое? — Адрианна пожимает плечами. — И что он с этим сделает?
 Она вскидывает бровь.
 — Ты понимаешь, что он директор академии? Я уверена, что он может поговорить с ним и попросить его отступить.
 — Нет, не хочу, чтобы он думал, что достал меня настолько, что я побежала плакаться к директору Бирну. — Адрианна сжимает челюсть. — Тогда он выиграет.
 — Как знаешь, — говорит Ева, допивая остатки апельсинового сока. — Тогда, может, пойдем в библиотеку? — Ее внимание переключается на меня.
 Я киваю.
 — Да, мне нужно закончить работу до следующего урока.
 Я бросаю взгляд в сторону профессора Ниткина, радуясь, что он больше не пялится на меня, а увлечен беседой с тренером Дэниелсом.
 Я встаю и следую за Евой из кафетерия в сторону библиотеки, размышляя, не сошла ли я с ума, если хочу большего от Гаврила Ниткина. После того, как он попробовал мою кровь на вкус, как животное, стало ясно, что он злой без всяких сомнений, и все же мне хочется узнать о нем больше и исследовать эту мою странную особенность вместе с ним.
 
   — Черт, мы опаздываем, — восклицаю я, когда мы несемся по коридору к классу.
 Ева машет головой.
 — Потому что ты так долго не могла закончить задание. Я же говорила скопировать мое.
 Я раздраженно выдыхаю.
 — Он бы узнал.
 Обычно я бы не беспокоилась из-за опоздания на математику, поскольку профессор Джеймсон была, безусловно, самым милым профессором в школе, но теперь она ушла, а Ниткин на замене. У нас будут серьезные неприятности. Волна возбуждения проносится у меня внутри при этой мысли.
 Мы резко останавливаемся перед закрытой дверью класса.
 — Вот и всё.
 Ева выглядит немного бледной, когда я толкаю дверь и вхожу.
 Взгляды всех присутствующих останавливаются на нас, включая сузившиеся глаза профессора Ниткина.
 — Вы двое опоздали, — говорит он, спокойствие в его тоне более угрожающее, чем если бы он кричал.
 — Я прошу прощения. Это была исключительно моя вина. Я думала, что у нас достаточно времени, чтобы добраться до класса, — я выпаливаю.
 — Садитесь, и зайди ко мне после урока, Морроне.
 Ева хватает меня за руку и тащит к нашим местам впереди, рядом с Нат.
 — Второй раз неприятности с Ниткиным меньше чем за неделю, — тихо бормочет Нат.
 Я тяжело сглатываю и достаю свое задание вместе с учебником по математике, бросая взгляд в сторону Нат.
 — Опоздать на несколько минут или прийти с частично выполненным заданием. — пожимаю плечами. — Может, я выбрала неправильный вариант.
 Нат открывает рот, чтобы ответить, но не успевает.
 — Тишина, — рычит Ниткин, с треском опуская линейку на мой стол.
 Я поджимаю губы и поднимаю на него глаза. Несомненно, к жару, который я ощущала раньше, теперь добавился страх после того, как он показал мне проблеск тьмы, которая скрывается внутри.
 — Простите, сэр, — бормочу, склоняя голову и сосредотачиваясь на учебнике.
 — Теперь все переходите к пятой главе. — Он отходит от моего стола, давая мне возможность снова дышать. — Полагаю, вы изучали математический анализ с Джеймсон до того, как она ушла.
 Я проглатываю комок и смотрю, как он вышагивает по классу, зная, что он не будет снисходителен ко мне в наказании. Часть меня взволнована, а другая часть напугана.
 Мне нужно остановиться на этом безумном пути к разрушению, пока страх не пересилил волнение. После увиденного в подвале, нет никаких сомнений, что у профессора Ниткина есть все необходимое, чтобы полностью уничтожить меня. Он злой и измученный, и я не знаю, на что еще он способен.
 И по какой-то долбаной причине я хочу это выяснить.
   Глава 6
  Гаврил
 Камилла сидит за своим столом, ожидая, когда я назначу ей наказание. Кажется, она не может долго выдерживать мой взгляд, с тех пор как произошел инцидент в подвале. Думаю, она смущена тем, что кончила от боли. Звук ее стонов и хныканья, пока я причинял ей боль, был самым манящим звуком, который я когда-либо слышал, даже лучше, чем крики агонии.
 Я сжимаю кулаки под столом, желая только одного: заковать ее в кандалы в