Аннет БРОДЕРИК
ПРОСТО ЛЮБОВЬ
Глава 1
Коул почувствовал, как водоворот холодной воды закрутился у него вокруг щиколоток, отпрянул, и ноги снова оказались на твердом мокром песке. Радужные лучи пока не видимого солнца пронзали воздух и тонули в водах Мексиканского залива.
Восход солнца всегда был для Коула самым любимым временем суток, а южная оконечность острова Падре, что на юге техасского побережья, – самым любимым местом на свете.
Впервые за очень долгое время Коул Коллоуэй почувствовал, как на него нисходит покой, как расслабляются напряженные мышцы плеч и шеи.
Коул зачарованно наблюдал за великолепием игры красок, возникающей от соприкосновения солнечных лучей с облаками на горизонте. Небо попеременно озарялось бледно-розовыми, оранжевыми, желтыми, золотистыми всполохами.
Вода ласково накатывала на ступни и щиколотки, как бы слегка массируя их, а редкий всплеск волны достигал порой колен, успевая лизнуть кромку закатанных брюк. Но все внимание Коула было поглощено волшебным великолепием раннего утра.
Стоило, однако, солнцу взойти, как его слепящая яркость мгновенно поглотила все краски, оставив лишь голубые и зеленые искры в водной ряби.
Коул глубоко вздохнул, до краев наполнив легкие ветром, принесенным по-утреннему прохладными волнами. Он чувствовал, как бодрящая свежесть заполняет все его существо, возрождая в нем жажду жизни.
Он наслаждался своими ощущениями, понимая, что ради этого стоило мчаться пятьсот миль из Далласа по ночному шоссе в предвкушении таинства рождения дня.
Величие природы умиротворяло и располагало к тому, чтобы иначе взглянуть на себя самого. Здесь, на берегу моря, казалось, что в жизни нет неразрешимых проблем и все ему по плечу. Где только не довелось Коулу побывать, но лишь здесь он был дома, только на этом берегу его неугомонный дух обретал покой.
Вчера вечером Коул внезапно понял, что ему нужно побыть одному. Усталость, накапливавшаяся на протяжении последних нескольких недель, достигла предела – эти бесконечные, одно за другим, совещания, ночные звонки от зарубежных партнеров. Как ни старался Коул равномерно распределить обязанности между персоналом, всегда в критический момент оказывалось, что принять решение может только он.
Коул совершенно вымотался. Он не мог вспомнить, когда в последний раз толком выспался или спокойно поел в свое удовольствие. Все его обеды были деловыми, с трудом втиснутыми в жесткий распорядок дня. Выходных у него, пожалуй, не бывало вовсе. Черт подери, а было ли у него в жизни хотя бы несколько часов, свободных от дел?! Крутится, словно белка в колесе, и чем больше крутится, тем стремительнее и бессмысленнее вращается колесо.
И вот вчера, во время ничем не примечательного совещания, он словно прозрел и внезапно понял, насколько все его усилия тщетны. Он увидел, что между сотрудниками и директорами компании нет согласия и им никак не удается найти общий язык. Коул молча слушал споры и взаимные обвинения, за которыми не скрывалось ничего, кроме стремления к власти, и вдруг почувствовал себя лишним. Он с изумлением поймал себя на том, что ему абсолютно не интересно, чем закончится эта жаркая дискуссия.
И тогда он резко встал и вышел. Сел в свою видавшую виды машину и, выехав на хайвей-35, помчался на юг, домой в Остин. Но, добравшись до окраины городка, решил проехать немного дальше. Поначалу его потянуло на ранчо, расположенное к юго-западу от Сан-Антонио, но, неожиданно для себя, он на полном ходу миновал поворот и до конца ночи продолжал свой путь на юг, слившись с мчащейся машиной в единое целое.
Коул понимал, что его поступок – не что иное, как бегство. Ну и пусть! Что-то оборвалось внутри и гнало его на юг, мимо крошечных городков – Кингсвилла, Реймондвилла, Харлингена, Сан-Бенито, пока он, наконец, не очутился в Порт-Исабеле.
Широкие улицы этого городка в четыре утра были пусты. Коул проехал еще пару миль по дамбе, соединяющей берег с островом, и припарковался возле длинного многосекционного дома, построенного лет десять назад, в период экономического бума.
Оставив в машине пиджак и туфли, Коул пошел вдоль берега, не отдавая себе отчета, куда он идет, и, похоже, забрел достаточно далеко от дороги.
Он был наедине с морем и дюнами, за которыми шуршала сухая трава, обласкан волшебными лучами солнца, золотившими все вокруг.
Ветер теребил его волосы, набрасывая пряди на глаза и как бы напоминая, что пора постричься. Коул хотел их пригладить рукой, но взъерошил волосы еще больше. Да, стрижка ему не поможет. Наверное, пришла пора серьезных решений, подумал он.
Большую часть своей жизни Коул делал то, к чему его обязывал долг, никогда не спрашивая, может ли он отказаться от этого. Покинув вчера совещание, он разом отрешился от всего – от бизнеса, собственного ранчо, от обоих своих братьев и тетки, старой девы, и словно сбросил груз, который тащил с двадцати лет.
Он был главой семьи, главой «Коллоуэй Энтерпрайзес» уже более пятнадцати лет. Целая жизнь… Одинокая жизнь.
В голове смутно промелькнул знакомый образ, напомнив о чем-то давно утраченном. На него смотрели из прошлого черные глаза… Большие и слегка раскосые, как у лани. Он знал их такими разными – искрящимися от озорства, томными от любви, полными сострадания, горящими от гнева. Он вспомнил губы.., надувшиеся от обиды, радостно улыбающиеся, дрожащие от отчаяния.
Эллисон. Это имя всколыхнуло в душе знакомую боль. Все эти годы он постоянно сравнивал каждую женщину, встречавшуюся на его пути, с той, которая была его идеалом.
Однажды он почти решился на женитьбу, пока не признался себе в том, что всего лишь пытается найти замену Эллисон. И отказался от этой затеи, понимая, что поступил бы нечестно как по отношению к себе, так и по отношению к женщине, согласившейся стать его женой. Часто, заметив в толпе невысокую темноволосую женщину, выделяющуюся очень белой кожей, он замирал, а его сердце вздрагивало – вдруг это Эллисон Альварес? Но всякий раз выяснялось, что ему просто померещилось.
Эллисон исчезла из его жизни в тот момент, когда она была ему нужна больше всего. Можно ли такое забыть? И можно ли ее за это простить? Хотя бывали моменты, как, например, сейчас, когда он наверняка бы простил ей эти пятнадцать лет, возникни она снова в его жизни.
Коул потянулся рукой к карману рубашки, рассеянно вынул сигарету, засунул ее в рот и, повернувшись спиной к ветру, сложил ладони чашечкой, чтобы прикурить. Дым заполнил легкие, и он закашлялся.
Проклятье! Разозлившись на себя, он скомкал пачку и бросил ее в урну вместе с зажженной сигаретой. В горле и так саднило от выкуренного в пути. Давно пора бросить курить, но все никак не удается. Его организм в конце концов восстал – и против табака, и против работы без отдыха, и против питания кое-как.