Это заявление повисло в воздухе. Даже Вероника Игоревна выглядела удивленной.

– И вот так просто ты все бросишь? – переспросил Леонид Васильевич, и в его голосе впервые прозвучало что-то кроме скепсиса.

– Я не собираюсь ничего бросать, – заявил со всей уверенностью. – Моя фирма – это гарант благополучия моей семьи, моей жены и моего сына. Но теперь они на первом месте. Я просто сменил приоритеты. Все остальное – просто работа. Ее можно делать откуда угодно.

Наступила тишина, которую нарушали только тикающие на стене часы с кукушкой – удивительно старомодная деталь для этого дома.

Я видел, как молчаливо переглядывались тесть с тещей – словно одними взглядами ведя немой диалог. И, судя по легкому движению плеч Вероники Литовцевой, они прекрасно друг друга понимали.

Меня накрыло чем-то вроде доброй зависти: я бы хотел, чтобы у нас с Аной было так же. Долгая совместная жизнь, полное единение в мыслях и чувствах, безмолвное понимание на уровне души. И почему-то я верил, что все это возможно.

– Ладно, – спустя время выдохнул Леонид Васильевич. Одно слово, но в нем был целый вердикт. – Помочь мы тебе поможем. Но не так, как ты думаешь. Мы не будем ее уговаривать. Мы просто будем рядом. Для нее и внука. И для тебя, если она разрешит. – Он ткнул пальцем в мою сторону. – А ты – смотри у меня. Если снова ее ранишь...

Он не договорил. Не нужно было. Я все понял.

– Спасибо, – сказал я. И впервые за этот вечер почувствовал, как огромный булыжник, придавивший сердце, свалился с души. Это был не выигрыш. Это было лишь разрешение выйти на стартовую линию. Все остальное мне предстояло пробежать самому.

В гостиницу родители жены меня не отпустили – оставили ночевать в своей квартире, постелив в свободной комнате. А утром после недолгих уговоров позволили оплатить им билеты до Барселоны, и большую часть дня мы провели в пересадках и полетах, которые оба Литовцева проспали, нежно держа друг друга за руки.

Я оставил их на попечение Хави – чтобы помог заселиться в отель, а после отвез на место встречи, которое я еще должен был согласовать с Валерией.

Ее номер я и набирал, едва сойдя с трапа самолета.

– Где ты пропал? Я весь день не могу тебе дозвониться! – донеслось до меня после первого гудка.

– Привез ваших родителей в гости, – не без гордости сообщил я.

– О господи! – шокировано отозвалась Лера. – Ты правда это сделал? Офигеть. Смотрю, ты настроен даже серьезнее, чем когда делал ей предложение.

Я бы улыбнулся, если бы помнил, о чем речь. Поэтому предпочел перейти ближе к делу.

Мы проговорили все детали. От меня, впрочем, ничего и не требовалось, кроме как ждать в обусловленном месте. Я успел только заскочить домой и переодеться, а после мерил шагами улицу, где должен был встретиться с женой и сыном.

Алекс заметил меня даже раньше, чем я его, но этот радостный крик я не пропустил бы, даже будучи глухим.

– Привет, – я подхватил сына на руки и прижал к себе так крепко, что Александру пришлось шлепать меня руками по плечам, чтобы я его не задушил. – Я так соскучился!

– И я, – светил улыбкой мой малыш. – И мама. Но ты ее обидел, поэтому она тебе в этом не признается.

А я уже ловил взглядом ее похудевшую фигурку в удалении, и сердце сбивалось с такта. Хотелось подлететь туда, к ней, так же, как это делал Алекс. Подхватить на руки, поцеловать и не отпускать больше никогда.

Но вместо этого я собирал в кулак всю свою выдержку и медленно шел навстречу, проговаривая как мантру: не спешить, не давить, не требовать. Просить и вымаливать при необходимости, располагать к себе и убеждать, но не более того.

Я просто был искренним, таким открытым, как никогда и ни с кем. И это сработало.

Я чувствовал, как ниточка между нами, едва не исчезнувшая от действий моей матери, стала плотней. Все еще очень тонкая, некрепкая, но она уже не грозилась порваться от малейшего дуновения ветра. И я собирался делать все, чтобы она становилась все толще и толще, дорастая до размера якорной цепи. Чтобы связала так, что и не выбраться.

Но пока я оставлял Анну и сына в кругу их семьи, позволяя им насладиться встречей. А сам шел навстречу брату, в нетерпении постукивающему пальцами по капоту авто.

– И как все прошло? – поинтересовался Хавьер, стоило мне только остановиться рядом. – Шансы есть?

– Надеюсь, да, – я улыбнулся, ощущая одновременно и дикую усталость, и огромное облегчение.

Я не помню, сколько спал за последние дни – возможно, хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать часы. Но сегодня я буду засыпать счастливым, зная, что смогу пожелать своей жене спокойной ночи хотя бы в виде сообщения.

– Ну, кажется, твои надежды услышаны, – как-то странно усмехнулся Хави и подмигнул кому-то за моей спиной.

Я обернулся, но еще до этого воздух наполнил запах ее духов. Тех, которые я, кажется, все-таки помнил.

– Ди, – выдохнула Ана, остановившись в метре от меня.

– У меня очень срочный звонок, – голосом, однозначно выдававшим его ложь, сообщил Хавьер и, улыбнувшись моей жене, удалился, оставляя нас в условном одиночестве посреди шумной улицы.

– Да?

Она не ответила. Только посмотрела так странно, словно решалась на что-то, а после одним отчаянно широким шагом сократила расстояние между нами и уткнулась лбом мне в плечо.

Я обнял ее инстинктивно, словно мои руки просто не могли поступить иначе. И судорожный всхлип, последовавший за этим, убедил меня, что все сделано верно.

– Я тоже тебя люблю, – донесся до меня голос, заглушенный моим собственным телом. Но я весь обратился в слух, поэтому слышал слова своей жены так четко, будто каждое из них отпечатывалось сразу на подкорке. – Сильно. Так сильно, что даже не понятно, чего в этой любви больше – боли или счастья.

Анна замолчала, и я почувствовал, как она задрожала в моих объятиях. Я не смел шевелиться, боясь спугнуть этот хрупкий момент.

– Я так устала бояться, Диего, – ее шепот был едва слышен, но обжигал мне кожу сквозь рубашку. – Бояться, что проснусь и снова получу какую-нибудь бумагу. Бояться, что ты передумаешь. Бояться, что все