– Я больше не хочу ничего скрывать, во всяком случае, от тебя.

– Тетя Кальпурния и дядя Элджернон не знают обо всем этом, так?

– Уж они-то точно нет! – восклицает он, без передышки меряя комнату большими шагами, точно тигр в клетке. – Представь себе, когда мне исполнилось шестнадцать лет, Элджернон начал водить меня в дом удовольствий. Мы ходили туда каждый вторник, потому что я должен был «стать мужчиной». Туркуаз, так звали ту женщину, быстро поняла, что я не готов к этому. Она была очень красива и изобретательна, и все же никакие ее действия меня не трогали. Я просил ее ничего не говорить дяде Элджернону и с тех пор отдельно платил ей, чтобы в отведенный нам час мы просто болтали, пока дядя радовался моим способностям племенного жеребца.

– Мне ужасно жаль. Какое это должно было быть унижение – притворяться.

– Ложь стала удобной лазейкой. Я завел привычку отправляться к своей любовнице раз в неделю.

– Та актриса, которую тетя иногда презрительно упоминает?

– Именно. Но на самом деле Туркуаз сейчас живет в отдельных апартаментах в Сохо, частным образом принимает клиентов, и иногда она сдавала комнату мне. – Арчи наливает себе большую порцию коньяка и выпивает одним глотком.

– Пожалуйста, съешь что-нибудь, – прошу я. – Ты с утра ничего не ел, только пьешь.

– Я не голоден!

– А поесть тебе надо не из-за голода.

Арчи качает головой.

– Думаю, Мэри Энн даже довольна. Теперь она вдова и может выйти замуж за мужчину, который обеспечит ей наследника, – с негодованием произносит он. – Готов спорить, они даже не озаботятся заплатить сторожу на кладбище, оставят его тело этим похитителям трупов. Им не нужна могила, они не будут его оплакивать. Я сам заплачу, и пусть говорят что хотят.

Наконец Арчи немного успокаивается, возможно, потому что у него закончились силы, и падает на кровать.

– Поешь, – протягиваю ему молочную булочку. – Или я тебе ее своими руками в рот запихну.

Он только чуть-чуть откусывает, но это уже лучше, чем ничего.

– Я вызываю у тебя жалость?

– Нет. Только ощущение несправедливости и бессилия. Беннет не должен был умереть от лечения болезни, которой у него не было, и все должно было быть хорошо. Вот что я чувствую, а не жалость.

– Ты просто сумасшедшая мечтательница, если считаешь, что когда-то все будут жениться по любви.

– Так и есть, – твердо заявляю я. – Не сегодня, не завтра, но это произойдет.

– Я-то думал, что только я пью крепкий алкоголь, но, похоже, и ты присоединилась – пока я не видел.

– Я серьезно. – Как бы мне хотелось показать ему то, о чем я говорю.

Его губы кривятся в горькой улыбке.

– Не бросай меня, Ребекка. Ты нужна мне.

– Я здесь и никуда не ухожу.

– Не уходи никогда. Ты не представляешь, какой груз я нес в себе все эти годы, а сейчас, когда хотя бы ты об этом знаешь, это невероятное чувство освобождения.

– Спасибо, что доверился мне.

Арчи берет мою руку в свои.

– Мне жаль, что я так резко с тобой говорил тем вечером. Я переживал за Беннета, и за себя, за нашу семью…

– Тогда я не могла этого знать, но теперь понимаю.

– Я выбрал неверный способ, но смысл того, что я говорил, к сожалению, остается. Мы с тобой должны произвести на свет наследников, сохранить титул, увеличить состояние и расширить наше влияние, а это возможно только при помощи выгодного брака. Я никак не могу разрешить твою помолвку с человеком с титулом ниже нашего, особенно с Ридланом Ноксом.

– Арчи, прошу тебя…

– Благодаря фамилии Шеридан у нас такое состояние и привилегии, но брак по любви в них не входит.

– Как ты можешь шантажировать меня вот так, пользуясь моей привязанностью к тебе?

– Я устрою тебе самое лучшее брачное соглашение из всех возможных. Я буду твоим союзником и сделаю так, что Уиндэм никоим образом не сможет тебе навредить. Если ты не захочешь жить с ним, я могу черным по белому прописать, что как только ты произведешь на свет наследника, в котором нуждается и он, и мы, ты сможешь жить отдельно и независимо, а вместе вы будете появляться только на светских мероприятиях.

– Брак для видимости, – фыркаю я.

– Ты самый дорогой для меня человек в этом мире вместе с моей матерью, и мне очень тяжело отказывать тебе в чем-то, но если и ты меня бросишь, то подпишешь мне смертный приговор.

– Я выйду замуж за герцога Уиндэма, – решительно говорю я. Возможно, мне придется еще придумать, как объяснить это Гвенде, но я подумаю об этом, когда придет время.

– Спасибо, Ребекка.

– Но так как ты знаешь, как больно отказываться от любви, не запрещай мне любить Рида. Такое мое условие. Можешь принять его – или нет.

Арчи смотрит на меня пустыми, покрасневшими от слез глазами. Он ничего не говорит, его будто покинули все остававшиеся силы.

Он только прикрывает веки и слегка опускает голову в знак согласия.

Понедельник, 10 июня, 1816 год

51

Сегодня состоится первое состязание по крикету в этом сезоне: «Крикетный клуб Мэрилебон» против «Хэмпшир XI», и я составляю компанию Арчи, которому по настоянию тети Кальпурнии пришлось выйти.

– Если будешь сидеть взаперти, меланхолия не пройдет никогда. Соревнования пойдут тебе на пользу.

Но Арчи, который должен был пойти на этот матч вместе с Беннетом, это точно не идет на пользу.

Сидя на белых деревянных трибунах «Лордс Крикет Граунд», мы краем уха, не прислушиваясь, слышим разговоры гостей вокруг нас.

– Наконец-то после стольких лет войны возвращается здоровый спорт, – произносит кто-то.

– В состязании участвует новая команда из Манчестера. Скоро мы еще не то увидим!

– «Хэмпшир» обновил почти весь состав, у них семь дебютантов.

– Нам необязательно оставаться, – говорю я Арчи, заметив его плохо скрываемое нетерпение. – Можем с тобой отправиться на прогулку в карете.

Он качает головой.

– Послезавтра у тебя бал, ты должна показаться в свете, – вяло отвечает он.

– Лорд Арчибальд, леди Ребекка, – приветствует нас с поклоном Чарльз Резерфорд, слегка приподняв цилиндр. – Позволите? – Он спрашивает разрешения сесть на свободное место рядом с Арчи. Место, на котором сидел бы Беннет.

Не дожидаясь ответа, он садится – моему кузену это не нравится, но он ничего не говорит.

– По вашему виду я предполагаю, что у вас выдалась бурная ночь, а, маркиз? – спрашивает он с фамильярностью, которую ему никто не позволял. – Я не видел вас