Все становится лучше, когда вы делитесь этим с кем-то еще.

Ничто не кажется непреодолимым, когда ты не один.

Это настолько оптимистично, что мне было бы неловко произнести это вслух. И все же я так чувствую. Я вибрирую от радости, пока каждый цвет, запах и звук вокруг меня не кажутся проявлением того, что я испытываю внутри.

Я никогда не чувствовал себя настолько частью чего-то. Я — счастье дня, и день существует для того, чтобы поддержать меня.

Пока я об этом думаю, какой-то пьяный придурок встает на моем пути, выплеснув брызги мне на брюки и промокнув мои новенькие итальянские кожаные лоферы.

— Scansarsi1! — Он кричит. — Brutto figlio di puttano bastardo Americano!2

Поскольку я безупречно говорю по-итальянски, я улавливаю каждое слово этого оскорбления.

Я поворачиваюсь к Маре, в моих глазах уже пылает старый гнев.

Пьяный, спотыкаясь, в одиночестве направляется в темный переулок. Я мог легко последовать за ним. В этом хаосе никто не вспомнит еще одного Ругантино в черной маске.

Мара следует за моим взглядом, ее глаза бегают по переулку, яркие и живые под гладким белым фарфором маски.

Прежде чем я успеваю пошевелиться, она бросается вперед, хватая пьяного за плечо. Она выдергивает перо из шляпы и одним резким движением проводит им по его шее, алые перья ярко блестят на его шее. Пьяный, нечувствительный к манерам, но вполне готовый к шуткам, притворяется, что напрягается и падает замертво в сточную канаву, драматично хватаясь за горло и издавая драматические булькающие звуки.

— Вот, — говорит Мара, присоединяясь ко мне, ее перо заправляется обратно в пиратскую шляпу. — Я купила его для тебя.

— Спасибо, говорю я.

Notes

[

←1

]

Отойди в сторону.

[

←2

]

Ты, американский ублюдок, сукин сын!