Карв Эмлаж потёр лоб, сжал губы в тонкую нить, а потом отвернулся к стене. Командор тоже отвернулся, чтобы не видеть, как тот утирает слёзы.

— У вас сохранилась эта записка? Вы позволите сделать копию? — спустя какое-то время спросил он.

— Да, конечно, — сипло ответил хозяин дома и удалился.

Отсутствовал он долго, и Кеммер терпеливо ждал, понимая, что Эмлажу требуется время привести нервы в порядок. За окном наступил новый день, и в небольшой гостиной стало светло, отчего она показалась неуютной. Или так ощущалось из-за невыносимо тяжёлых мыслей, не покидавших командора?

Наконец лардон Эмлаж спустился и передал Кеммеру свёрнутый листок.

— Я переписал сам. Оригинал останется у меня. Если потребуется, я его предъявлю…

— Только очень прошу, ничего не предпринимайте. Это может помешать расследованию.

— А после того, как вы его завершите?

— Я дам вам знать. Слово чести. И ещё помните, что вы нужны своим детям. И что все совершают ошибки. Не знаю, послужит ли это вам утешением, но я сам… оказался практически на вашем месте и повёл себя так же.

— У вас… у вас ещё есть возможность всё исправить? — надтреснутым голосом спросил лардон Эмлаж.

— Не уверен.

— Идите и попытайтесь. Я даю слово, что ничего не предприму против Фоля до момента, когда вы сообщите о результатах своего расследования.

— Спасибо.

Кеммер вышел в свежее весеннее утро, но чувствовал себя так, будто нырнул в чан с драконовым дерьмом.

И где же прячется эта гнусная мразь Фоль?

Первое майрэля. После обеда

Адель

После нашего последнего разговора я знала, что Кеммер вернётся, когда выяснит всю правду. Не сомневалась: он не станет отмалчиваться или трусливо избегать меня. Морально готовилась к встрече с ним и всё равно оказалась не готова.

Командор приехал ещё засветло, неприлично рано. Знакомый экипаж остановился у ворот и стоял там, безмолвный и выжидающий, пока его заметят. Вероятно, Кеммер тоже проснулся среди дня и не смог уснуть. Как не смогла я.

Прикрыла окно. В абсолютной тишине ещё спящего дома любые звуки казались преступно громкими.

Таясь, оделась и накинула на плечи шаль. Не потому, что на улице было холодно, просто внутри всё стыло от тревоги и неопределённости. Чем больше я думала о сложившейся ситуации, тем сильнее убеждалась в том, что Кеммеру не стоит рассказывать о беременности. Будучи благородным и до невыносимости твердолобым, он непременно настоит на том, чтобы на мне жениться, и погибнет.

А я не желала Кеммеру смерти. Хотя недоверие и несправедливые обвинения глубоко ранили, всё же можно было понять, почему он сделал именно такие выводы. Я по-прежнему обижалась, тем не менее отдавала себе отчёт в том, что главный виновник случившегося — капрал.

Как я могла совершить такую ошибку? Почему позволила себе остаться с Фолем наедине? Ни шок от нападения тварей, ни боль от смерти Мервела, ни обида из-за увольнения, ни усталость — не оправдание тому, что я подпустила к себе мужчину, которому не стоило доверять. Ощущала же в нём червоточинку! Манящий сладковатый аромат, на проверку оказавшийся гнилым душком.

И что теперь?

Я вышла из дома незамеченной и пошла к экипажу. Когда приблизилась к нему почти вплотную, дверца распахнулась, приглашая внутрь.

В первое мгновение показалось, что Кеммер болен, настолько плохо он выглядел. Я взволнованно коснулась его небритой щеки, но диагностическое заклинание показало лишь то, что он давно не ел и не спал.

— Адель, я… — тихо проговорил он и замолчал.

Ещё три дня назад я бы подсказала ему пару ласковых, но сегодня мне было жаль нас обоих. Кеммер поддался соблазну и влетел в чужую паутину, а я потеряла голову от зелья, и теперь требовалось платить по этому счёту чьей-то жизнью.

Какое-то время в экипаже стояла вязкая, утомительная тишина. Она разливалась по салону густым, горьким киселём, в котором стало невозможно дышать. Командор смотрел на меня так, что на глаза наворачивались слёзы.

— Адель, прости. Я… я очень виноват перед тобой.

Мы сидели друг напротив друга, разделяемые пространством салона экипажа, тайной беременностью и огромной обидой, и это пространство казалось непреодолимым.

— Адель, не знаю, что сказать. Не думаю, что сам простил бы подобные обвинения, поэтому любые извинения… звучат слишком жалко. И при этом мне кажется важным, чтобы ты знала, как сильно я раскаиваюсь в своих поступках. Тем утром я думал в первую очередь о себе и сделал эгоистичные выводы, которые причинили тебе боль. И теперь я не знаю, как это исправить.

Он снова замолчал, глядя на меня с мучительной тоской. Я тоже молчала, потому что и сама не знала, как это исправить. Не все ошибки исправимы.

— Оказалось, что Фоль проделывал подобные штуки не раз. Вероятно, он не приемлет отказов, сначала ухаживает традиционными способами и пускает в ход обаяние, а если этого недостаточно, то применяет зелья, шантаж или что-то ещё. Предположу также, что он выбирает уязвимых женщин, а затем использует их слабости, чтобы заставить молчать. До сих пор не могу принять, что такой подонок служит в моей части уже три года, а я даже не подозревал.

Кеммер снова замолчал, тяжело дыша, и я спросила с куда большей долей язвительности, чем намеревалась:

— В женскую подлость легче верится, чем в мужскую?

— Я просто знал Фоля дольше, чем тебя.

— Вас. Мы же снова перешли на вы, — колко напомнила я.

— Адель, понимаю твою враждебность. И я её заслужил, поэтому не буду даже пытаться оправдываться. Меня самого в аналогичной ситуации вряд ли интересовали бы оправдания...

— Неужели? А меня вот очень интересуют! — скрестила я руки на груди. — Раз вы приехали объясняться, то извольте рассказать, почему вы сочли меня настолько подлой. И я хочу услышать правду, командор Блайнер.

— Правду? Хорошо. Правда в том, что ты понравилась мне в ту секунду, как вошла в мой кабинет. Ты — одна из самых красивых девушек, которых я встречал. До момента, как ты заговорила, я надеялся, что у тебя будет противный