– И ты хотела бы поехать со мной, – догадывается Селеста.

– Сегодня, если возможно.

– Вообще-то я мало что собрала за эти дни и, скорее всего, поеду один раз, в пятницу.

– Об этом я уже позаботилась, – сообщаю я. – Освободила чердак тети от всего старого текстиля, который нашла. Простыней хватит на все кровати больницы.

– В таком случае поехали, – вздыхает Селеста. – Но предупреждаю, зрелище предстоит не самое приятное. Оно может… шокировать.

Мы выходим из гостиной на улицу, где уже ждет мой экипаж.

– Я побывала в худшей таверне Саутворка и в тюремных камерах Ньюгейта, едва ли что-то может шокировать меня сильнее.

– Притворюсь, что ничего не слышала, – решает она.

– И, Селеста, еще кое-что: мы будем не одни, – предупреждаю ее я. – С нами поедет еще один человек, который помогает мне в расследовании.

– Кто же?

– Сэр Ридлан Нокс.

В ее взгляде читается легкий упрек:

– С моей стороны было бы разумнее не потакать тебе.

– Никаких проблем не будет, – успокаиваю ее я. – Рид не из тех, кто болтает.

– Он умеет себя держать, но достойным человеком его не назовешь – и в обществе с ним не появишься.

– Он никоим образом не окажется рядом с тобой.

Она качает головой.

– Я имела в виду тебя, – замечает она. – Тебе повезло, что моя жизнь так скучна. Иногда мне сложно поверить, что в двадцать два года я день за днем провожу совершенно одинаково, без каких-либо неожиданностей или чего-то нового. – И хотя Селеста говорит с улыбкой, в ее словах слышна горечь. – Иногда я думаю, что лучше бы мне умереть.

– Есть и другие варианты, – замечаю я.

– Какие? – скептично смотрит на меня она.

– Ну, ты могла бы остаться вдовой, – выпаливаю я.

– Не знаю, повезет ли мне настолько.

Экипаж проезжает через Темзу и довозит нас до Ламбета – все, что должно быть скрыто от взглядов благовоспитанного Лондона, тщательно прячут на южном берегу реки – и останавливается за высокими воротами Бетлемской королевской больницы, где нас уже ждет не только Ридлан, но и Азмаль.

При виде его на лице Селесты появляется едва уловимое выражение удивления, ее взгляд проясняется, как будто еще две минуты назад это не она сокрушалась о наших спутниках.

– Я подумал, что только он сможет оценить состояние Пенни, – объясняет Рид. – Азмаль Аль-Саиди – мой личный врач, леди Селеста.

Азмаль приветственно склоняется перед ней, и Селеста отвечает, что в формальностях нет необходимости, и тепло улыбается ему. Азмаль в ответ застенчиво опускает взгляд.

Азмаль примерно одного возраста с Ридом, ему около тридцати, густые черные волосы волнами обрамляют загорелое лицо. Несмотря на резкие черты, длинные темные ресницы придают взгляду глубокую нежность. Нежность, которой, и я готова дать руку на отсечение, в жизни Селесты как раз не хватает.

В отличие от уверенного и нахального Рида, который улыбается дерзко и вообще выглядит как человек, который никому не позволит встать у него на пути, у Азмаля всегда безмятежный вид, спокойный и ласковый голос, и ведет он себя сдержанно и элегантно.

Рид излучает харизму, а Азмаль – элегантность. Его красота не такая впечатляющая, но его, несомненно, тоже сложно забыть.

В более юном возрасте я бы увидела в нем Зейна Малика, до того как он ушел из группы One Direction.

Не знаю, кого видит в нем Селеста, но смотрит она на него, явно позабыв обо всем на свете, так что мне приходится напоминать, зачем мы здесь. Да, Селеста в будущем точно была бы фанаткой Зейна.

– Идем? Мы не можем терять ни минуты, – тороплю ее я. – Рид, Азмаль, а вы возьмите корзинки с тканью для больницы.

– Пожалуйста и спасибо, – саркастично добавляет Рид.

– Пожалуйста и спасибо. Ну же, берите корзинки!

Селеста показывает дорогу, рядом с ней идет Азмаль, а мы с Ридом следом.

Я с любопытством разглядываю громадное здание, которое, по моему опыту, можно легко принять за штаб-квартиру организации, посольство или министерство, с длинным фасадом в стиле неоклассицизма, колоннами и сложным треугольным фронтоном.

В Лондоне будущего этого здания больше нет, как и многих других.

Смотрю на прекрасные сады вокруг, за которыми явно хорошо ухаживают, чистые, только что отштукатуренные стены, сияющие под ярким солнцем, и кажется невероятным, что внутри царит такое отчаяние.

Нас дружелюбно приветствуют служащие больницы, потому что хорошо знают Селесту.

– Женское отделение в западном крыле, – показывает она. – Но мне сказали, что Пенни в подвале.

– Подвале?

– Там они держат буйных пациентов. Им не дают спать на матрасах, вонь была бы невыносимой. Вместо этого у них соломенные подстилки, которые меняют, – бесстрастно объясняет она. – Иногда.

Соломенные подстилки, как у животных. Хотя даже с животными обращаются лучше, потому что они чего-то да стоят, и никакой крестьянин не захочет потерять корову или лошадь.

Когда мы входим в крыло пациентов, меня будто поглощает тьма. Несмотря на то что здание новое, стены покрыты плесенью, воздух влажный и затхлый. Чем ниже мы спускаемся по лестнице, тем отчетливее кажется, что мы попали в ад.

Из «камер» доносятся душераздирающие вопли, плач, леденящее кровь монотонное пение.

У некоторых открыты двери, я вижу, что люди внутри связаны, побриты и извиваются на полу.

Две медсестры силой тащат девочку лет пятнадцати, которая отчаянно рыдает – изо рта у нее капает кровь.

– Это Этель, – говорит Селеста. – Ей вырвали зубы, потому что она кусается.

Я с трудом сглатываю, горло сжимается.

В другой комнате женщину, которая напоминает тетю Кальпурнию, погружают в ванну, над которой поднимается пар.

– Кислотные ванны как лекарство от безумия, – снова поясняет Селеста.

На скамейке неподвижно сидит молодая девушка с потухшим взглядом; она похожа на восковую статую. Селеста подходит к ней, садится рядом и достает из корзины, которую несет Азмаль, тряпичного медвежонка.

– Привет, Нэнси, смотри, что я тебе принесла.

Девушка недоверчиво смотрит на игрушку, затем берет и прижимает к груди, но ничего не говорит.

– Она не понимает слов, родилась с деменцией. – говорит Селеста. Ее привезли в Бедлам, когда ей было шесть лет. Сегодня она спокойна, но иногда подвержена внезапным припадкам, и ее нужно удерживать.

– Она провела здесь большую часть своей жизни?

Селеста берет гребень и расчесывает медно-рыжие волосы девушки, длиной чуть больше пяди, подстриженные кое-как.

– Я тебя причешу, и ты станешь такой красивой, Нэнси.

Нэнси продолжает смотреть в пустоту. И только когда она кладет медвежонка на скамейку, я замечаю, что живот у нее неестественно выпирает. Точнее, естественно – для пятого месяца беременности,