- Суп кипит, - я извернулась и обогнула его стороной, чтобы мы больше не касались друг друга.

Ели молча. Кораблев быстро черпал ложкой бульон, каждый раз шкрябая ею дно тарелки. Он рвал хлеб на куски, макал мякиш в суп и проглатывал не жуя. Макароны смаковал, будто перед ним блюдо уровня Мишлен. На десерт сточил обрезки торта, и раз пять сказал, что лучше меня никого нет.

И вероятно эти слова не были пустой бравадой, ведь теперь ему было с кем сравнивать. Точнее не так, теперь я знала, какой кастинг пришлось пройти, чтобы заслужить это звание «лучшей». И на хер оно мне уперлось?

Я встала со стула, рефлекторно прикрывая живот рукой. После завтрака на кухне царил хаос и нужно бы прибраться, вот только сил на это не осталось.

- Я помою посуду, - прокричал Саша из зала. – Викуш, отдыхай, выглядишь неважно.

Я дошла до комнаты, где спрятался Кораблев. Тот валялся на диване и бесцельно переключал каналы телевизора.

- На какую работу ты хочешь устроиться? Сейчас на рынке не так много предложений.

- Что-то офисное, но без бумажек. – Кораблев выпрямился и сел ровно. Все происходящее напоминало семейную сценку: мама пришла с родительского собрания, а дома ждет провинившийся сын. - Могу продавать машины или риелтором пойду. А что, рожа у меня не протокольная, говорю складно, все получится! Лёва звал в бригаду обои клеить, но я не пошел, хотя деньги не плохие.

- Почему не пошел, - равнодушно спросила я.

По большому счету меня не касалось все, что надумал себе Саша. Мы говорили и проживали этот день по инерции, повторяя заезженный из раза в раз сценарий прошлых лет.

- Ну как же, стройка это грязная работа, а мне нужно беречь руки, если…

Саша запнулся и с испугом посмотрел на меня.

- Если?

Он встал. Медленно приблизился ко мне, словно я была душевно больной в психушке и могла выкинуть что-то эдакое. Кораблев не мигая смотрел прямо в глаза, а руки держал ладонями вперед.

- Вик, ты только не сердись…

- И не думала. Но сейчас начинаю волноваться.

- Не надо. Тут все еще не понятно, звонил Михалыч, сказал, что нашим могут перепасть льготы при поступлении в ВУЗ. Вроде как закроют глаза на пробелы в теории, и вообще махнут рукой, лишь бы мы больше не поднимали шум.

- Ты же говорил, что это на четыре года?

Саша улыбнулся. Болезненно и страшно, как Арлекин. Уголки его губ дрогнули и замерли в пугающем оскале:

- Не могу отпустить, Вика. Я так и не простился с небом.

Я видела блестящую дымку в его глазах. Саша почти что плакал.

- Я такая идиотка, Кораблев. Ревновала тебя к разным бабам, когда у меня был совсем другой соперник – твое небо.

- Небо и ты, - он развел руками, - вы для меня на одном уровне. Я не могу потерять тебя, но и его оставить не получается.

Он подошел и прижался ко мне всем телом, обнял, цепляясь пальцами за плечи, а я позволила ему это. Пускай, нам уже нечего терять. Но мою слабость Саша принял за одобрение. Он перенес ладони на мое лицо, сжал его и с жаром зашептал, глядя мне прямо в глаза:

- Это временно, милая. Я все распланировал, квартиру пока сдадим, жить будем в общежитие, нам же не привыкать! Придется переехать, но и это не страшно! Нас теперь тут ничего не держит! Не бросай меня только. Я без тебя не смогу, не справлюсь! Ты мой талисман, понимаешь?

- Четыре года в общежитие и без работы?

- Всего четыре года! Не пугайся, хуже, чем раньше не будет. Ну да, мы с тобой уже не дети, но с другой стороны, Смактуновский тоже не мальчиком начал, а потом смотри куда выбился. Что тебя смущает? Кастрюли все перевезем, похлебку будем есть самую простую, нам же много не надо. Ты у меня девчонка закаленная, только не оставляй меня, прошу! Тараканов вытравим, стены перекрасим, ты станешь продавать свои вот эти конфеты, а я учиться. Ну ты чего хмуришься?

Хмурилась я, потому что Саша забыл, что и тараканов вытравливали и стены красили не мы. Я. Я сделала для его неба столько, что впору медаль в Кремле получать наравне с мужем. Да только кто бы тот подвиг заметил.

Саша льнул, обнимал, просил ласки, и я автоматически гладила его по голове. Как щенка.

- Все же будет хорошо? Ты меня не оставишь?

- Все будет хорошо, - я ответила только на первый вопрос, - Саш, давай я тебе перестелю в спальне, тебе нужно поспать.

Глаза Кораблева вспыхнули мягким светом. Он сложил мою руку в кулак и осторожно поцеловал костяшки пальцев.

- У нас все наладится, милая. Я обещаю.

В ответ я только еще крепче обняла мужа, прежде чем отпустить. Навсегда отпустить.

Как иронично. Женщина может мучиться, посвятить себя одному лишь ему, ломаться и любить всю жизнь, а в среду вдруг перестать. Сегодня как раз среда…

Первым делом я достала из грязи Сашину Фуражку. Отряхнула с кокарды бурый снег, поправила козырёк, попутно вытирая с него капли и убрала все в пакет.

За годы службы женой летчика я сроднилась с Сашиной фуражкой и теперь стыдилась того, что он выкинул ее на улицу.

Нельзя так с теми, кто был с тобой до конца. Ни с людьми, ни с вещами.

Я успела добежать до остановки, когда мне позвонили. На дисплее высветилось Настино имя.

- Анализы отличные, тебя хоть в космос отправляй, - прощебетала она. Как-то слишком радостно и натужно.

- Ты позвонила за этим?

- Не совсем. – Савранская взяла паузу, чтобы подобрать нужное слово. Непривычная для нее ситуация, подруга всегда знала что сказать. – Слушай, как там с Сашей?

- Я ему ничего не сказала, если ты об этом.

- Ну и хорошо, - слышу глубокий вздох, - может и не надо.

- Может и не надо. Насть, тут автобус идет…

- Сегодня приходила в консультацию твоя Жанна, она беременна.

Мы сказали это почти одновременно. То есть начали говорить вместе, но закончила одна