Из предыдущей спальни, скорее похожей на больничную палату, Грей съехал, соизволив ночевать в гостевой на втором этаже – через одну от моей.

Объяснил своё желание мафиози тем, что «заебался» торчать в стерильной палате, а поселиться в отцовской, на первом этаже, ему почему-то не позволила совесть.

Такое вот теперь у меня волнительное соседство.

Ту ночь на озере мы с Джоном не обсуждали. Как и всегда, с утра сделали вид, что нифига не произошло. В каждом из нас копится невысказанное, и я боюсь, что в один прекрасный день бомба взорвётся.

Надеюсь, она не рванёт до нашего отъезда. А он всё ближе и ближе.

Состоянию Грея больше ничего не угрожает. В Чикаго Адам разобрался со всеми проблемами, и это значит, что Джон может возвращаться к прежней жизни. Единственная загвоздка – ему нужны новые документы.

С утра Джон разговаривал с Артом насчёт возвращения. Я участвовать в беседе отказалась, хотя сидела рядом и «грела уши». Брат признаёт свой косяк в том, что загнал нас с Джоном в ловушку, и искренне (нет) кается. Сказал, что подготовит всё необходимое, ведь Грею понадобится липовая биография со всеми подтверждающими документами. Это довольно-таки большой список, учитывая, что все они должны выглядеть настоящими. В общем, нужно время.

Нам остаётся только ждать и коротать оставшееся время под одной крышей.

На днях со мной связалась девушка с безумно красивым именем – Астрея – и сообщила, что она от Виктора по поводу помощи по дому. Мы обговорили удобное время и договорились на вторник, то есть на сегодня. А это значит – генеральной уборке быть!

Астрея приезжает ближе к обеду на стареньком двухдверном «Форде» серого цвета. Девушка оказывается до ужаса милой. От каждого моего слова она то и дело смущается, а её щёки заливает румянец. Астрея извиняется за то, что задержалась и не успела к обговорённому времени, так как ей пришлось сначала отвезти маму в больницу, а затем, после процедур, обратно домой. Говорит, обычно этим занимается брат, но он попал в неприятную ситуацию и теперь занят своими проблемами. Надеюсь, с ним ничего страшного не произошло.

На вид девушке не больше девятнадцати лет. Точный возраст я не уточняла, так как считаю подобные вопросы неприличными.

Вместе мы начинаем уборку со второго этажа, разойдясь по комнатам. Везде протираем пыль, меняем постель на свежую, моем ванные комнаты, протираем полы, но прежде – моем окна. Вдвоём работа идёт довольно-таки быстро. Астрея оказывается шустрой и чистоплотной девочкой. За несколько часов мы управляемся наверху и спускаемся вниз – вместе с вёдрами, тряпками и швабрами.

Отдалённые глухие удары заставляют меня прислушаться, чтобы понять их источник. Попросив девушку подождать минутку, иду на звук. Заглянув на кухню, не могу сдержать улыбки.

– Решил принять участие в работе? – я наблюдаю картину: Джон с деловым видом стоит над лежащим на столе стулом, ловко закручивая крайний шуруп в ножку.

– Заскучал без твоей компании, – оборачивается, подмигивает, но тут же возвращается к делу.

Знаю, что врёт. Я уже давно замечала, как Грей хмурится, каждый раз опускаясь на шатающиеся стулья. Пару раз даже видела, как он нарочно их дёргал, проверяя устойчивость.

– Тебе идёт, – осматриваю разложенные по порядку инструменты. – Может, в новой жизни будешь подрабатывать хэнди-меном? (Прим. автора – человек, который зарабатывает, выполняя мелкую работу по дому.)

Движения у Грея уверенные, точные, ни суеты, ни лишнего звука. Он работает спокойно, сосредоточенно, словно всю жизнь этим и занимался.

Ему чертовски идёт этот размеренный, деловой настрой. Мафиози выглядит так, будто он – простой хозяин дома за работой. Не зная, кто Джон на самом деле, я бы с лёгкостью могла принять его за обычного среднестатистического мужчину, чинящего стулья для своей семьи.

Для своей семьи? Адалин, ты совсем уже с ума сошла…

– Только если ты составишь мне компанию в виде привлекательной горничной в униформе, – без стеснения этот говнюк портит всё хорошее, что я успела надумать о нём за последние пару минут.

Не ответив, молча поднимаю обе руки вверх, демонстрируя спине Джона два средних пальца, и, развернувшись, ухожу с чувством выполненного долга.

Астрею я нахожу в ванной – она стирает тряпочки для пыли в раковине.

– Давай ты в хозяйскую спальню, я тебе её показывала в самом начале. А я возьму на себя гостиную, – распределяю обязанности, задумавшись с прищуром. Астрея кивает, улыбаясь своими белоснежными ровными зубами. – В гостиной просто окно над опасным выступом – боюсь, чтобы ты ненароком не вывалилась.

– Не волнуйтесь, я часто подрабатываю в клининге – это не проблема, – солнечный свет, пробивающийся сквозь окно из гостиной, красиво переливается на её светлых длинных волосах, и я на секунду замираю, залюбовавшись.

– Нет-нет, лучше я сама, – похлопав её по плечу, набираю чистую воду в ведро и ухожу первой.

Под гул собственных мыслей не замечаю, как быстро летит время. Мне даже не нужна музыка на фоне – её заменяет непрекращающийся галдёж в голове.

Начищая камин, не могу не думать о возвращении домой, в Нью-Рошелл. От одного только представления, что совсем скоро мне придётся покинуть это уютное гнёздышко, в груди разрастается необъяснимое волнение. Оно вытеснило трепетное ожидание, официально заняв его место.

Проведённое время на Аляске, вдали от нормального социума, сделало из меня затворницу. Не знаю, хорошо это или плохо.

Почему-то мне не хочется завтракать в шумном кафе, где за соседним столиком галдит компания. Отныне по душе – неторопливо смаковать кофе и смотреть на красивые виды, открывающиеся из кухни в этом доме. И сидящий рядом Джон с подколками совсем тому не помеха. Лучше пусть он будет рядом, чем незнакомцы.

А ещё у меня нет желания возвращаться на работу. Вставать ни свет ни заря на смену, а ещё хуже – оставаться в ночную. Нет ни малейшего намёка на то, что я хочу вернуться, притворяясь обычным человеком. Любезно всем улыбаться и делать вид, что счастлива. Держать в секрете правду о том, кто я на самом деле.

Мне нравится быть настоящей. Такой, какая я сейчас здесь.

И больше не нравится образ лёгкой Деллы, что жила в Нью-Рошелл. Отныне по душе та, что не скрывает своих демонов, живя на Аляске.

Она разбита, сломлена и не строит из себя ту, кем не является.

Правда, во время мытья окон я уже испытываю огромное угрызение совести. Ощущение, что предаю Алекса, изменяя ему с этим местом. Разве я не хочу к нему вернуться? Быть