Я убрала Сашины руки со своего бедра и поглубже зарылась в кресло, практически сливаясь с подушкой. Если бы можно, то я накралась ею с головой, до того неуютно мне стало здесь.

Медленно и как будто механически Саша закивал головой:

- Конечно, прости.

Он поднялся с колен и вернулся обратно на кровать. Покрывало было все еще смятым, потому что мы только встали. И эта картина так напоминала о нашем прошлом, что хотелось выть в голос.

- Ты всегда изменял мне?

- Периодами, - произнес мой муж и зло усмехнулся. Как будто сам себя ненавидел за этот ответ. – Это не связано с нашими отношениями, не было такого, что я поссорился с тобой и пошел искать себе бабу. Скорее… не могу объяснить… что-то типа потребности в адреналине.

- Адреналине? – Ошарашенно прошептала я.

Он молча развел руками. Действительно, что тут скажешь? Разве что можно лишний раз назвать меня дурой, слепой идиоткой, которая полюбила летчика и всю жизнь делала вид, что это самая обычная профессия. Почти как бухгалтер или продавец.

- Значит, со мной тебя уже не торкало?

- Дело не в тебе, Вик.

- Конечно, конечно.

- Я просто… не знаю, цеплялся за что-то и падал.

- Очень удачно. Каждый раз в чьи-то мягкие сисечки.

Саша поморщился. Он не любил и не понимал сарказм.

- Я, правда, не хотел, чтобы ты узнала. И все делал для этого.

- Как благородно. Но не лучше ли было делать все, чтобы не изменять мне?

- Лучше! Лучше, Вика, веришь? Но как, бля*ь? – Саша со смехом откинулся на кровати. Несколько минут я видела, как сотрясается в спазмах его большое тело. Как вздувается живот, как корчится в болезненных муках мой любимый человек.

Не то смеется. Не то плачет.

Но когда мне стало страшно за него, он вдруг успокоился и произнес чужим, утробным голосом:

- Я потерял все, Вика. Работу, дом, машину, свое имя, свою мечту.

И от того тона, каким он перечислял свои потери, меня заколотило в слепой ярости. Какая драма! Какой эгоизм! Все мое-мое-мое. И мечта и цели, вот только где здесь я? Почем опять потерялась? Саша не изменится и оставалось это только принять, а я сопротивлялась.

Сидеть с ним в одной комнате, дышать одним воздухом, все еще носить его фамилию – это стало не просто болезненно, нет, невыносимо!

- Ты потерял? Ты?

- Да я! - Он вскочил с кровати и сделал шаг навстречу, но замер, почувствовав на себе мой прожигающий взгляд. Не сейчас, Кораблев. Если хочешь уйти отсюда целым, то не трогай меня.

- Не поверишь, Саша, но у меня тоже была мечта, - спокойно произнесла я. – Не такая возвышенная как у тебя, но ведь это и не обязательно. Не всем дано мечтать поравняться с Богом. Не все хотят взмывать в небо, спасать людей, вершить революции, управлять империями. И от этого их мечты не становятся какими-то неправильными, понимаешь? – Кораблев безучастно кивнул, будто не слышал моих слов. И не надо, все это я говорила не для него. Для себя. – Я всю жизнь жила с мыслью, что я какая-то неправильная. Не так одевалась, не там училась, слишком скромная и тихая для тебя такого великого! Я правда думала, что не подхожу тебе! И, наверное, не подходила. Но это не отменяет того, что и у меня была мечта! Прикрывать тебя, пока ты там летал. – Я откинула подушку в сторону. Сняла с себя броню и предстала перед мужем не просто открытой, не просто сняв видимую защиту, а с сердцем вывернутым наизнанку. – Я, Саша, мечтала о семье. Я мечтала том, как буду готовить вкусный ужин, чтобы тебе хотелось возвращаться домой. Как буду помогать тебе идти к твоей цели. Как буду твоими плечом и поддержкой. Как буду воспитывать наших детей, таких сильных, таких похожих на тебя.

Пальцы задрожали. Я сильнее впилась ими в подлокотники кресла, чтобы Саша не видел, как меня трясет. Но он и не смотрел. Стеклянные глаза уставились прямо в стену – сквозь меня.

- Я тоже мечтала, Саша. И я тоже потеряла свою мечту, как и ты. И пожалеть меня совсем некому.

- Сейчас ты уйдешь, - Саша скривил губы в горькой улыбке, - выйдешь замуж снова, заведешь ребенка и все будет хорошо. Ты можешь так сделать. Я – нет.

Я встала со своего кресла и поплелась в сторону выхода. Господи, снова слышать, как несчастен мой муж, как несправедлива к нему судьба, было невозможно. Потому что я тоже оказалась несчастной, запертой в этой комнате с кривыми зеркалами, где все наши мечты исполняются, но не так, как мы того хотели.

Никто и не обещал нам ту самую эфемерную справедливость. Терять что-то часть нашего пути, так уж вышло. Осталось это принять. И жить дальше.

- Я так и не смирился с тем, что не могу проститься.

- Что? - Я стояла в дверях, когда меня догнал его голос.

- Проститься, Вика. То, чем мы с тобой занимаемся. Ты попрощаешься со мной и отпустишь, а я так сделать не могу.

Он накрыл подушкой лицо, прижал ее плотнее и заорал изо всех сил. Перья глушили крик, отчего он становился тише и страшнее. Гораздо страшнее.

- Саш…

- Нет, - прохрипел он, - ты дослушай. Больше мне некому это рассказать. И пожалеть меня тоже, как оказалось некому.

От обреченности в его голосе мне захотелось плакать вместе с мужем. Потому что он плакал.

- Я всегда знал, что у меня будет конечная точка. Мой последний полет. – Я много раз слышала эту историю, но не смела перебивать Сашу сейчас. Пускай выскажется. – Я не знал наверняка, но догадывался, какой это будет рейс. Мой любимый. Я в последний раз взмою в небо, поцелую клювом самолета облака, последний раз пообщаюсь с пассажирами и съем свой последний разогретый безвкусный обед. А когда все закончится, когда я посажу самолет и услышу, как мне аплодируют, не только пассажиры, но и члены моей команды, я пойму, что это конец. Положу под кресло фуражку, так чтобы механик выкатил меня назад прямо по ней. А на трапе меня будут ждать все наши. С