– Но не от тебя, – я взглянула на него из-под ресниц.

– Туше, – он усмехнулся уголком губ.

Над столом повисла неловкая тишина. Мы ели молча, иногда бросая друг на друга взгляды. Весь дом, казалось, погрузился в безмолвие. Видимо, хозяин отпустил на вечер не только Марка, но и весь остальной персонал. Я разглядывала Эккерта, будто видя его впервые. Волосы стали чуть короче, кожа темней, а взгляд мягче. Он выглядел более расслабленным, чем обычно, и уплетал приготовленное мною блюдо, будто ничего вкуснее в жизни не ел.

– Так тихо, – подала я голос, когда пауза затянулась.

– Я просил оставить нас вдвоём. Здесь только охрана, но они сюда не сунутся. Подумал, что нам нужно всё же прийти к какому-то соглашению.

– Оно уже существует, подписанное в двух экземплярах. Осталось только его соблюдать.

На мою подколку он отреагировал ухмылкой.

– Где ты был так долго?

– Успела соскучиться?

Такой простой вопрос, но он вызвал мимолётное волнение. Вновь увидев его спустя столько дней, я поняла, как ни странно, что и правда успела заскучать. Эккерт был прежним, закрытым, с толикой сарказма в голосе, но теперь меня это не пугало.

– На вилле довольно тоскливо, – я сделала глоток из бокала, – даже Марк может утомить своими разговорами.

– А твой брат?

Я напряглась.

– Что мой брат?

– Как он? Ты же звонишь ему.

– Отчего-то я думаю, ты прекрасно осведомлён обо всём, что происходит с моим братом.

Его потупленный взгляд был красноречивее слов.

– Извиняться не буду. Ты должна понимать, почему я так делаю.

– Я уже поняла, и готова принять тот факт, что ты держишь всё под контролем. Но, думаю, ты успел убедиться, что я заслужила немного доверия. Так где ты был?

– В Нью-Йорке, – немного помолчав ответил Максим. – Там находится штаб-квартира моей корпорации. Возникли кое-какие проблемы по запуску нового проекта. Я должен был проконтролировать весь процесс и не мог отвлекаться. Поэтому твоё присутствие не требовалось.

Я подавила в себе любопытство. Отвлекаться? Неужели я его отвлекаю?

– Но я спешил как мог.

– Успел соскучиться?

– Да, – я напряглась при этих словах, но Максим указал на кастрюлю. – По твоей стряпне.

– Вот как, – я проглотила разочарование, – Не устраивает, как готовит Лука?

Он покачал головой и словно погрузился в свои мысли.

– Просто… у тебя получилось прямо как в детстве.

– Это единственное, что я умею хорошо готовить, так что…

– Мама любила их готовить. Прямо как у неё.

Я замерла, вглядываясь в его лицо. Глаза Эккерта были опущены и буравили пустую тарелку. Что-то похожее на сожаление промелькнуло в них.

– Где она сейчас? – аккуратно спросила я, уже зная ответ.

– Умерла.

Молчание, липкое и довлеющее, повисло между нами. Кажется, я затронула тему, которой лучше было не касаться, но пути назад уже не было.

– Мне жаль, – произнесла я чуть слышно. – Давно её не стало?

Глаза его тут же с подозрением сощурились и от грусти не осталось и следа.

– Мила, что ты делаешь? – он подался ко мне.

– Веду светскую беседу.

– Ты расспрашиваешь меня о личном.

– Я думала разговор за ужином это подразумевает. Мы с тобой не совсем в равных позициях. Ты знаешь обо мне почти всё. Я же знаю только твоё имя.

«И то, что ты не приемлешь поцелуев», – пронеслось в голове.

– Неправда, – он покачал головой. – Я тоже многого о тебе не знаю.

Я удивлённо подняла брови.

– Например?

– Ты всегда ходишь в чёрном.

– А ты в заношенной футболке.

– И я объяснил почему. Но это не касается цветов. Так отчего всегда чёрный, Мила?

Я пожала плечами.

– Так практичней. Да и после… после смерти родителей это было неуместным.

Я почувствовала предательский комок в горле.

– Но ведь прошло четыре года.

– Не имеет значение, сколько прошло лет. Нам также больно, как и тогда.

Взгляд Эккерта потух, и он едва заметно кивнул. Знал, каково мне. Видимо, мать для него много значила, и как давно бы она его не покинула, он не мог до конца смириться с потерей. Точно как и я. Его рука, лежащая на столе, была так близко от моей. Бронзовые от загара пальцы, чуть красные на костяшках, немного подрагивали, и желание взять его ладонь в свою было так велико, что я с трудом сдерживалась. Утешить, почувствовать рядом кого-то пусть не близкого, но такого же безутешного в своей потере, просто прикоснуться…

Но я прекрасно помнила реакцию, когда перешла его личную границу.

– Ты подрался с кем-то, – попыталась я сменить тему.

– Это? – он будто только вспомнил о своей ране. – Неудачная тренировка.

– Бокс?

– Муай-тай. Помогает выпустить накопленную агрессию. Но, бывает, пропускаю удар, – Эккерт чуть расслабился, улыбнувшись.

Так вот что имел в виду Марк, когда говорил о его способе снимать стресс.

– Значит, ты дерёшься на ринге? Я-то подумала, что ты избиваешь несчастных девушек, входящих без проса в твой кабинет.

Я с удовольствием заметила на его лице стыд. Он прикусил губу и посмотрел на меня исподлобья.

– Это был рефлекс.

– Ты чего-то боишься?

– Чего я могу бояться, когда во дворе полно охраны?

Его взгляд посуровел. Он не ответил и явно избегал этой темы. Неприятный холодок поселился где-то в области сердца, принеся с собой подозрение. Я не знала, насколько серьёзен был его страх, но всё указывало на то, что он небеспочвенен.

– В любом случае это моя ошибка, – продолжил он. – Я должен был предупредить тебя о том, что никому не разрешено заходить в мой кабинет.

– Как и о том, что не целуешься, занимаясь сексом, – я выдержала его внимательный взгляд, чувствуя, как горят щёки. Как бы ни было неловко, но оттягивать этот разговор дальше не имело смысла. – Ты должен был озвучить все условия. Если ты занимаешься им как-то иначе, мог бы и предупредить. Я привыкла по-другому и то, что произошло, для меня было неожиданно… и неприятно.

– Да, – он неохотно кивнул. – Обычно таких проблем ни с кем не возникало. Возможно, стоило тебя предупредить. Я не целуюсь.

– Никогда?

– Никогда. Мне это не нужно.

– Тогда, может, есть ещё какие-то пожелания и ограничения, чтобы не вышло как в тот раз?

– Ты правда хочешь обсудить наш секс? – Эккерт поднял одну бровь, и я почувствовала неуверенность как школьница перед экзаменатором. Руки внезапно стали подрагивать от волнения, а в горле пересохло.

– Думаю, да.

Уголок его губ приподнялся, и Максим посмотрел на меня с лукавством.

– Хорошо. С чего начать?

– Я поняла, что поцелуи неприемлемы. Переживу. Но объятия или ласки?

– Никаких обнимашек. Я могу тебя трогать,