Оказалось, Джош ударил по лицу одноклассника.

Я злилась целых десять минут, пока не приехала в школу и не выяснила, поговорив с директором и самим Джошем, что это правда, но не вся. Он поступил так потому, что маленький засранец бил в туалете другого их одноклассника. В пятом классе! Джош ему помешал, и это дерьмецо перенесло свое внимание и агрессию на моего племянника. Все мое раздражение сразу сошло на нет. Однако директор закусил удила и начал нести чушь о том, что это серьезное нарушение правил, бла-бла-бла, школа не будет мириться с насилием, бла-бла-бла…

Этот мудак попытался отстранить Джоша от учебы на неделю, но я возмутилась, и мы сошлись на двух днях. Еще я пообещала, что серьезно поговорю с племянником и накажу его.

В этом и вся проблема.

Диана-тетя хотела пожать Джошу руку за то, что он вступился за ребенка. Купить мороженое и поздравить с тем, что он поступил правильно. Может, даже со своих чаевых купить ему новую игру для приставки.

Зато Диана-мать знала, что за такой поступок ее родители надрали бы ей зад и засадили под домашний арест минимум на полгода. Когда мне было четырнадцать, мама дала мне пощечину за то, что я повысила голос и хлопнула дверью перед ее носом. Я помню это, словно все случилось лишь вчера – распахнувшаяся дверь и звучный шлепок по лицу. А если бы меня отстранили от занятий в школе? Наверное, она бы меня живьем в землю закопала.

Так что же мне делать, черт побери? Какой поступок будет правильным?

Конечно, мои родители держали меня в ежовых рукавицах, и все-таки я выросла нормальным человеком. Однако имелись и некоторые сложности. Не сосчитать, сколько раз я думала, что мама и папа ничего не понимают и совершенно меня не знают. Было нелегко осознавать, что я не могу рассказать им все, потому что они этого не поймут.

Не хочу, чтобы Джош или Луи чувствовали то же самое по отношению ко мне. Возможно, именно в этом и состоит сложность – я их тетя, а должна вести себя как мать.

Так что же мне, черт побери, делать?

– У меня неприятности? – внезапно спросил сидевший сзади в детском кресле Луи.

Я нахмурилась и посмотрела в зеркало заднего вида, в котором отражалось его маленькое худое тельце.

– Нет. Или ты что-то натворил?

– Ты молчишь и забрала Джоша из школы раньше, чем меня, – глядя в окно, ответил Луи.

Джош раздраженно вздохнул:

– Нет у тебя неприятностей. Не будь туп… глупцом. Неприятности у меня.

– Из-за чего? – с таким неподдельным интересом спросил Луи, что я чуть не рассмеялась.

Карие глаза Джоша, так похожие на глаза Родриго, мельком встретились с моими в зеркале заднего вида.

– Из-за того.

– Из-за чего «того»?

– Из-за того, что я кое-кого побил, – пожал плечами Джош. – Меня отстранили.

– Что такое «отстранили»?

– Я два дня не буду ходить в школу.

– Что?! – вскричал Луи. – Как сделать, чтобы меня тоже отстранили?

Мы с Джошем одновременно застонали.

– Это нехорошо, Лу. Если тебе запретят ходить в школу, я тебя прибью.

– Но… но… почему ты не прибила Джоша?

Голубые глаза с любопытством уставились на меня в зеркало заднего вида.

– Потому что я не собираюсь злиться на вас, парни, если вы попадете в неприятности, поступив хорошо…

– Как можно попасть в неприятности, поступив хорошо? – удивился Луи.

Ну и что я должна сказать на это, черт возьми? Пришлось хорошенько обдумать ответ.

– Потому что иногда, Лу, хорошие поступки не являются хорошими для всех людей, понимаешь?

– Нет.

Я вздохнула:

– Ладно, в твоем классе есть хулиганы, вот как у Джоша? Те, кто дразнят других детей и говорят им гадости?

– Ну… один мальчик всем говорит, что они геи. Я не знаю этого слова, но учительница сказала, что оно не плохое и позвонила его маме.

О боже.

– Я потом тебе объясню, что такое гей, хорошо? Слово не плохое, только мальчик говорит другим детям то, что их расстраивает и злит, верно? Тогда он хулиган – тот, кто дразнит людей и задевает их чувства. Это нехорошо, правда?

– Правда.

– Вот. Нужно быть добрым с людьми. Относиться к ним с уважением, верно?

– Верно.

– А хулиганы так не делают, и порой они ведут себя гадко с людьми, которые не могут себя защитить. Одни не обращают внимания на их злые слова, но у других не получается. Понимаешь, о чем я? Кто-то может заплакать или подумать о себе плохо, хотя это не так. Нет ничего дурного в том, чтобы кому-то не нравиться, понимаешь?

– Правда?

Услышав вопросительные интонации, я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть.

– Так вот, тот мальчик в классе Джоша дразнил другого ребенка… Джош, расскажи ему, что случилось.

Он вздохнул:

– Тот хулиган ему сказал, что он греб… – Джош осекся и опасливо взглянул на меня в зеркало заднего вида.

Какого черта? Дети матерятся уже в десять лет? В мои десять лет самым большим оскорблением было обозвать кого-нибудь «пердуном».

– Он называл его креветкой за маленький рост и высмеивал его кроссовки за то, что они не «Найк»…

Вот черт. Об этом я еще не слышала.

– Я сказал ему перестать дразниться, а он не послушался и начал называть меня… по-всякому.

Что за дерьмо он говорил Джошу? И почему мне вдруг так захотелось надрать зад одному десятилетке?

– Он меня толкал, а я сказал ему перестать. Потом он начал говорить разное про меня и того мальчика…

Теперь мне захотелось надрать зад и матери того засранца. И его бабке тоже, чтобы преподать урок всей его семье.

– Он щелкал меня по уху и шее, наступал на ноги, потом пнул несколько раз, и тогда я его ударил, – скромно докончил Джош.

А мне захотелось разыскать еще парочку тетушек того маленького засранца.

– О! – задумчиво произнес Луи.

Я отложила план по воспитанию на потом и напомнила себе, что сейчас нужно действовать как взрослая.

– Директор рассердился на Джоша за драку, хотя не он ее начал. По-моему глупо, что у твоего брата теперь из-за этого неприятности, ведь это другой мальчик вел себя как засранец…

Луи захихикал.

–Не говори своей abuelita[12], что я сказала это слово. Я не сержусь на Джоша за драку, пусть даже директор