— Всё в порядке, — рассеянно бросил Володя, оглядываясь вокруг.

А Юра засуетился:

— Можешь занимать все полки, — затараторил он, открывая дверцу старенького платяного шкафа. — Я забыл спросить, взял ли ты с собой полотенце, но если не взял, то вот…

— Юра, — остановил его Володя, улыбнувшись, — не беспокойся, я разберусь. Ты же сказал «как дома», верно?

Юра кивнул и ответил сконфуженно:

— Тогда разбирай вещи, приходи в себя, а я пока приготовлю ужин, — и удалился.

Удивительно было оказаться в комнате, в которой Юра жил в юности — после переезда из Украины. Тогда его с Володей уже разделяли километры и страны, тогда они уже потеряли дороги друг к другу. Юра будто специально ради этого дня оставил комнату почти нетронутой — чтобы сердце Володи защемило, чтобы пробудилось его воображение, чтобы он представил, как Юра писал ему в Россию за этим самым столом. Ведь писал же? Чтобы представил, как Юра ворочался на этой самой кровати, пытаясь избавиться от мыслей о Володе. Ведь ворочался, ведь не спал? Ведь не мог же он забыть его сразу, как только уехал! Удивительно, но Володя ничего не знал о том времени.

Разбирая чемодан, он искал взглядом, куда положить ежедневник, поставить зарядку для телефона, повесить пиджак. Но не находил удобных для вещей мест — отвлекался то на полки, заставленные книгами на русском и немецком, то на старый магнитофон и кассеты для него, то на аккуратные стопки журналов и тетрадей. И, конечно же, на самый главный предмет в этой комнате — пианино. Чёрное, на вид старое и очень пыльное. Володя отметил, что Юра вытер пыль везде, даже в шкафу на полках и в ящиках, а про пианино, видимо, забыл. И, кстати, кроме пианино, в этой комнате не было ни одной вещи, которая намекала бы, что Юра пишет музыку именно здесь. Очевидно, его кабинет располагался в другом месте.

Постоянно отвлекаясь, Володя разбирал вещи больше часа, но после того, как Юра позвал его ужинать, бросил дело незавершённым и спустился вниз.

Совмещённая с кухней гостиная была тесно заставлена мебелью, которую обычно называли классической, но Володя назвал бы её старомодной: полосатый диван с кучей подушек, пушистый, в горошек, ковёр на полу, тканевые абажуры на светильниках, плотные шторы на окнах, кухонный гарнитур с резными дверцами — и всё это в обрамлении обоев в ромбик. Словом, совершенно не в Володином вкусе — но почему-то всё это ему понравилось.

Юра ждал его за столом кухонного островка, разделяющего зону кухни и гостиной. Он был одет в те же брюки и тонкую вязаную кофту с широким овальным вырезом.

— Я уж думал, ты заблудился, — хмыкнул он, открывая бутылку рома. Из выреза на одну секунду показалась ключица.

«Какой он худой», — подумал Володя, садясь напротив, но вслух этого не произнёс.

— Пришёл на запах. Что на ужин?

— Если ты рассчитывал на немецкие колбаски с пивом, разочарую: у нас курица и ром.

— Меня всё устраивает, — улыбнулся Володя.

Ужинали в тишине. Володя не мог придумать тему для разговора — в голове металось так много мыслей, что выбрать какую-то одну не получалось, её тут же вытесняла другая. Юра тоже молчал.

Юра убрал грязную посуду в мойку и разлил ром по бокалам.

— Итак, куда едем завтра? — спросил он, нарезая грейпфрут.

— Куда скажешь. — Володя пожал плечами, потянулся в нагрудный карман за ручкой, но вспомнил, что оставил пиджак наверху. — Принеси бумажку и ручку, пожалуйста, я напишу план. — Когда Юра протянул ему блокнот и карандаш, Володя сощурился, приготовившись писать: — Итак, что тут есть крутое, Берлинский музей, кажется?

— Есть целый музейный остров! — Юра положил закуску на тарелку и поставил на стол. — За встречу, — воскликнул он и, не дожидаясь ответа, выпил ром залпом.

Володя взял дольку грейпфрута и так и замер с ней в зубах — ничего себе Юра пьёт.

— Что так смотришь? — Юра нахмурился и принялся остервенело вытирать рот. — Я испачкался?

— Нет, всё в порядке. — Володя сделал небольшой глоток. Не привычный к крепким напиткам, пить так же быстро, как Юра, он не умел.

Юра налил себе ещё и вдруг лукаво улыбнулся:

— Или соскучился и теперь не можешь насмотреться?

Володя смущённо кашлянул. Всё же заставил себя выпить ром залпом. Поёжился и протянул бокал Юре, чтобы наполнил.

— Так что? — поторопил Юра.

Под его пристальным, любопытным взглядом было неуютно.

— Возможно, — протянул Володя с улыбкой и вдруг вспомнил: — Кстати, пока бродил по дому, не заметил, где ты пишешь. Покажешь свой кабинет?

— Пошли, — кивнул Юра, поднимаясь с места. Захватив свой стакан и бутылку, повёл Володю из кухни.

Дверь в его кабинет спряталась в тени лестницы — если не знать, куда идти, то и не заметишь. После своих хором Юрин дом казался Володе очень маленьким: он провёл здесь всего пару часов и уже несколько раз стукнулся то о мебель, то о дверные косяки. Ему и в голову не приходило, что в этом тесном домишке может располагаться ещё одна комната. Но она была. А то, что из всех помещений кабинет оказался самым просторным, давало понять, что именно в Юриной жизни имеет явный приоритет.

В центре комнаты стоял небольшой диван, на нём лежали аккуратно сложенные подушка и плед. Возле окна расположилось пианино, слева от него примостился стол с компьютером, справа — синтезатор. Возле синтезатора стоял предмет, вызвавший особенное любопытство — патефон, а под ним — шкаф с грампластинками. Вообще любопытство здесь вызывало решительно всё: от заполненных книгами и папками стеллажей до стен, практически полностью скрытых под дипломами и фотографиями.

К фотографиям Володя направился первым делом. Странно, но запечатлён на них был вовсе не Юра.

— Кто все эти люди? — спросил Володя, окидывая взглядом стену.

— Приятели и коллеги, — ответил Юра, наливая себе третий стакан.

— Как-то странно ты их называешь — приятели. Почему не друзья?

— Нет ничего странного. — Юра пожал плечами. — Здесь дружат