Ему вообще не объяснили, зачем нужен этот инструктивный лагерь. А он догадался об этом спросить только перед сном, после того как со своей командой, «отрядом», придумал и речевки, и вопросы для викторины, и сам поучаствовал сначала в ней, а потом в танцах. После отбоя натянул одеяло до подбородка — майские ночи в лесу оказались чудовищно холодными, — уставился в потолок и философски изрёк:

— Зачем всё это нужно?

— Чтобы привыкнуть к лагерной жизни! — ответил ему сосед по комнате, чьё имя он забыл сразу после возвращения из лагеря. — Сейчас мы отыгрываем те ситуации, которые будут в жизни: как проводить вечер, как строить отряд на линейку… Чтобы представлять, что нас ждёт.

— А что нас ждёт? — допытывался Володя.

— Чудесное время!..

И правда: время ждало чудесное. Но сколько раз Володя ругал себя за то, что поехал в эту проклятую «Ласточку», столько же раз благодарил судьбу за то, что привела его туда.

Он приехал в лагерь в пересменку перед вторым заездом детей. «Ласточка» влюбила в себя с первого взгляда. Особенно нравились Володе тихая речка и эстрада. Последняя навевала романтичные воспоминания о вечерах, проведённых в его дворе в Москве, где тоже стояла маленькая, совершенно не похожая на эту сцена. На ней давным-давно, когда Володя был ещё ребёнком, ребята со двора пели песни под гитару, а однажды выступал школьный оркестр.

Правда, вожатым было не до песен — требовалось за несколько дней подготовить лагерь к приезду смены: провести генеральную уборку, оформить отряды и прочее и прочее.

Если инструктивный лагерь запомнился постоянной гонкой — не успевали сделать одно, как уже опаздывали подготовить второе, — то в “Ласточке” не успевали вообще ничего. Благо здесь хотя бы была подмога в лице второй вожатой его отряда — Лены, но Володя не разрешил ей таскать тяжести, и к концу первого дня у него нещадно заболела спина. Двигая и расставляя на места мебель, выгребая мусор из шкафчиков и тумбочек, протирая подоконники, заправляя кровати, он по сто раз на дню спрашивал, зачем только поехал.

Ответ был прост: надо было что-то поменять. Вернее, не что-то, а собственную голову, освободить её от ненужных мыслей, очистить.

Почти пять лет она засорялась разными мыслями, желаниями и страхами, а какие из них были полезными, а какие — вредными, Володя уже и сам не знал. За это время он загнал сам себя в угол. Или не в угол, а в замкнутый круг, по которому гонял и гонял себя. Или даже не по кругу, а по ленте Мёбиуса — бесконечно, безостановочно, без надежды на то, чтобы вырваться.

Мать работала воспитателем в детском саду и убедила Володю пойти в вожатые. Она говорила, что дети лечат, и видела, что с ним что-то не так, но ничего о нём не знала.

Спустя несколько дней подготовки лагеря к смене Володя вздохнул с облегчением — ни к кому из работников лагеря у него не возникли особенные чувства, ни к кому его не тянуло. На счастье, даже к соседу по вожатской, физруку Жене, обладателю по-античному прекрасной фигуры. Володя перестал бояться и стесняться, даже стал чаще улыбаться и думать, что, быть может, и правда прошло. Главное — в лагере нет Вовы, зато есть дети, которые, по словам матери, лечат. Только ему не пришло в голову, что среди детей найдётся один взрослый.

Первый раз его обычные с виду имя и фамилию Володя услышал на планёрке. Юра Конев.

За день до открытия второй смены весь лагерный коллектив во главе со старшей воспитательницей подводил итоги подготовки к приезду детей. Тогда же назначали руководителей кружков.

— В эту смену приедет Конев, Ирина… — весомо произнесла Ольга Леонидовна.

— Да, я видела списки… — перебила Ирина.

Но Ольга Леонидовна, проигнорировав её, продолжила свою речь, сильно повысив голос:

— …и я настоятельно прошу, — подчеркнула она, — убедиться в том, что у него не будет свободного времени, чтобы шататься по лагерю без дела. Необходимо, чтобы Конев записался в один или лучше несколько кружков, и твоя задача — сподвигнуть и проследить, чтобы он их посещал. От других вожатых я жду инициативы и помощи в этом деле. На этом всё. Есть вопросы?

— Нет, — хором ответили вожатые.

— Нет, — повторил Володя.

— Все свободны. К слову о кружках. Володя, подойди сейчас к Славе, он покажет тебе кинозал, выдаст сценарий, ответит на вопросы.

— Вопросы? — пробормотал Володя — теперь вопросы у него действительно проявились.

Прочитав в его взгляде явное замешательство, Ольга Леонидовна пояснила:

— Я разве не говорила? У тебя будет театральный!

— Это что за Конев такой? — спросил Володя позже, выходя с другими вожатыми из здания администрации.

— Да хулиган один, — отмахнулась Лена и, взглянув на Ирину, добавила со смехом: — Не переживай, он в первом отряде.

На перекрёстке Володя свернул в сторону кинозала, Женя его окликнул:

— Ты это, Володь, после кинозала бери Славку — идите с ним сразу на пляж. Костёр разожжём, посидим. Девчата пошли собирать на стол, я за гитарой — и тоже туда.

— Да, и приходите поскорее, — добавила Ирина, — отдохнём в последний раз.

Это был единственный вечер, когда вожатым позволили отдохнуть и повеселиться, ведь назавтра в лагерь приехали дети и тот самый хулиган Конев.

Володя не спал полночи — до часу переписывал в тетрадь сценарий спектакля, который было велено поставить, и даже потом, когда улёгся, так волновался перед предстоящим днём, что полночи проворочался с бока на бок.

А утром, пока ехали до завода забирать