— А разве сценария недостаточно?

— Нет, потому что мир «Мастера и Маргариты» вполне реален. Это наш мир. Разница лишь во времени — он существовал в начале двадцатого века. Просто он описан не в «Мастере и Маргарите», а в других исторических источниках.

— Не понимаю. Объясни, — попросил Володя и стал машинально перемывать посуду. У Юры обнаружилась отвратительная привычка мыть чашки до того небрежно, что на них оставались тёмные разводы от чая и кофе.

— Мир, в котором живут герои Булгакова, — начал Юра, — родился не вчера и не из пустоты — это переосмысленный автором реальный мир, в котором жил он сам. И этот мир существует не сам по себе, у него есть база — контекст, но контекст необычный: он одновременно и окружает нас, и составляет наше бытие.

— Если бы с музыкой не сложилось, из тебя получился бы отличный философ, — улыбнулся Володя. Он с нежностью посмотрел на одухотворённого Юру, что сидел на табурете, мечтательно глядя в потолок, и принялся чистить картошку.

— Не понял, да? — хмыкнул Юра. — Объясню на примере христианства. Однажды придуманное, оно изменило реальный мир под себя. Христианство как культура — вокруг нас, а как религия — внутри нас, мы живём по христианским заветам. Следовательно — мы живём им. А затем приходит другая религия или идеология, и мир перепридумывает сам себя. Он переосмысливает пережитое прошлое, а затем переживает переосмысленное настоящее, но уже по новым законам. Это повторяется снова и снова, и это читается во всём: в культуре, в истории, в истории культуры, в музыке…

— Никогда не копал так глубоко. Но в обычной жизни это, наверное, и ни к чему, — заметил Володя.

Юра кивнул.

— Практическая польза есть для политиков. И, конечно, для нас, сочинителей. — Юра пожал плечами. — Смотри. У меня есть книга, я знаю сюжет и знаю реальную историю страны в нужный период времени. Знаю, что тогда происходило, но мне нужно разобраться, как именно это происходило тогда, чтобы понять, как позволить произойти сюжету сейчас, в спектакле. И показать всё это музыкой. Для этого и нужна история искусства того периода.

Володя кивнул. Он вникнул в смысл Юриных слов, но не понял, зачем всё так усложнять. Зачем заново придумывать историю? Чтобы она была реалистичной?

Ясно одно: Юра — человек, живущий в другом мире. Не в прозаичном, как Володин, и, наверное, не вполне материальном.

— А просто так, с ходу, не можешь написать чей-нибудь лейтмотив? — спросил Володя.

— Обычно так и делаю, но… не знаю, что-то не пишется.

— Может быть, из-за смены обстановки?

— Да, возможно. Наверное, ты меня отвлекаешь. — Юра улыбнулся.

— Это ещё кто кого отвлекает. — Володя улыбнулся в ответ, поцеловал Юру в щёку и отправил его в кабинет.

Следующим утром Юра засобирался в картинную галерею.

— Зачем? — спросил Володя, завязывая галстук перед зеркалом в спальне.

— Многие художники и писатели ищут вдохновение в музыке, почему бы мне не поискать его у них? — философски заметил Юра, помогая ему надеть пиджак. — Знаешь, у всего в этом мире есть свой звук, у каждого места — своя мелодия. Даже тишина может быть музыкой, верно? Картины тоже звучат.

— Тогда собирайся и поехали сейчас. Я подброшу тебя до музея, — предложил Володя, оглядывая Юру. Тот стоял на пороге спальни в одном полотенце на бёдрах.

— Я собирался днём… а утром хотел почитать.

— В обед я не смогу приехать, не такси же вызывать. Поехали сейчас, а почитать сможешь и позже.

Юра пожал плечами.

— Ну ладно. Подожди пять минут.

Из-за того, что заезжал в музей, Володя едва не опоздал на очередную встречу с проблемным заказчиком. А Брагинский вообще явился спустя десять минут после начала переговоров. Никто не обратил на это внимания, кроме, разумеется, Володи. Попивая потрясающе вкусный кофе, что собственноручно приготовила Лера, они подписали все документы, договорились о решении срочных задач и обсудили планы на будущее. Всё прошло довольно быстро, и неожиданно для самого себя Володя полностью освободился к обеду.

Обычно они с Юрой списывались в час дня, но сегодня тот не только не написал, но и был офлайн. Пришлось позвонить.

— Ты где? Почему не пишешь? — чуть встревоженно спросил Володя.

— Ой, извини, увлёкся, — полушёпотом ответил Юра. — Я в музее.

— Ты уже пообедал?

— Пока нет.

— Хорошо. Я закончил работать, тогда сейчас приеду к тебе — и поедим.

— Я на втором этаже, правое крыло. Жду.

Галерея оказалась большой, но Володя легко нашёл зал, где они договорились встретиться.

Когда он ступил внутрь, первое, что бросилось в глаза, — огромная, почти во всю стену, картина. Чем больше Володя всматривался в неё, тем больше на него давил запечатлённый на полотне хаос: в полную народу церковь ворвались вооружённые большевики, а поп в чёрной рясе преградил им путь, выставив перед собой руки, и пытался прогнать захватчиков и защитить алтарь от разграбления. Юра стоял перед этой картиной спиной к Володе. Казалось бы, его маленькая, в сравнении с гигантским изображением, фигура должна выглядеть угнетённой царящим на полотне хаосом. Но, наоборот, Юра будто был способен подчинить этот хаос себе — одно мгновение, и он взмахнёт руками, словно дирижёр, и немые крики на картине зазвучат, и грянет оркестр. Но ведь Юра действительно дирижёр, Володя уже видел его на сцене и знал, что его музыка и правда способна навевать образы и пробуждать эмоции.

— А вот и я, — негромко, чтобы не испугать, произнёс Володя.

— Привет, — буркнул Юра. Он вдруг ссутулился и показался хрупким и слабым. Володе тут же захотелось обнять его и увести от этой чудовищной картины.

— Ну что, идём обедать? — бодро предложил Володя.

— Осталось два зала. Давай их посмотрим, чтобы не возвращаться потом?

— Я думал, ты уже всё посмотрел… — удивился Володя. — Как долго.

— Вот так, да, — улыбнулся Юра, направляясь в сторону нужных залов. — Перед действительно вдохновляющей картиной я могу простоять пару часов.

— И какие тебе понравились