— Сам ты осел, Юрьич, — пробормотал княжич с досадою. — Стал бы я Бергород позорить? Потихоньку бы стариков на заслуженный покой отправил, с кем-то сговорился бы, кого-то в деревню сослал. Что уж меня за дурака-то все держите?

— Так ты, родной, кричал дюже о справедливости, — пожал плечами боярин. — Что мы подумать могли? Опасен ты стал. Надо было убирать такого резвого жеребца, пока всех нас не затоптал. Не успели немного…

— Чей план был?

— Мой, — твердо ответил Демид Юрьевич, нехорошо улыбаясь. — Сам только и придумал. Ну так что, отпускаешь?

— Поднимайся. Сейчас народ кликнем, объявлю, что милую тебя. Но ноги твоей чтобы в Бергороде не было к исходу седмицы.

— Так это само собой. В деревню поеду, там уж давно меня старуха моя дожидается.

Ольг помог грузному боярину подняться, накинул на плечи старику свою шубу, поморщившись от спертого звериного запаха старческого тела, нахлобучил на голову свою же шапку. Не хватало еще уморить несчастного, ему ж потом припоминать всю жизнь будут. Подхватил под локоть и вывел из подвала на белый свет.

— Совет тебе от меня, Олежа, отцовский, — прошипел боярин Ольгу в ухо. — Не след врагов миловать. Нельзя добрым таким быть. Надо было убить.

— Слово дал, — буркнул Ольг. — Да чего тебя убивать-то? Ты уж власти не имеешь. И в дом свой не попадешь все равно. Я ж обещал не убивать, а про имущество не говорил. Сейчас на телегу посажу и за стены городские выведу. Ладно, еще охрану дам, чтобы тебя волки по дороге не съели.

Боярин только крякнул и тихо засмеялся в ответ.