– А рыбу? – спрашиваю, возвращаясь к прерванной вегетарианской теме.
 Мы уже перешли к десерту: я пью чай, а он свой смузи.
 – Нет. Рыбу не ем.
 – Что ж ты тогда ешь? – не выдерживаю я.
 – Каши в основном. Орехи.
 Хмурюсь и скольжу взглядом по его телу. Теперь я замечаю что он, несмотря на габариты, довольно худощавый, хоть и увешан бицепсами, трицепсами и кубиками. Из-под свитера на запястье выглядывает край тату. Очень хочу рассмотреть их все до единой поближе.
 Антон просто расслабляется и позволяет мне разбирать себя на кусочки. Он абсолютно в себе уверен, я такого еще никогда не видела. Наверное, это нормально для человека, который регулярно выступает перед толпами людей. Мне этого не понять, я совершенно не публична. Мы вообще абсолютно разные.
 – Антон? – слышу тихий приятный голос над своей головой.
 Вскидываю ее, вижу, что рядом с нашим столом материализовалась какая-то невообразимая фея. Прямо из страны фей, не меньше. Антон встает и целует ее щеку.
 – Привет, красавица, – говорит он.
 Я нахожусь в шоке.
 Потому что это совершенно новая, неизвестная мне доныне версия Наумова. Он словно прародитель первозданной нежности. Смотрит на нее, как на спустившуюся с неба святую.
 – Почему не пришел в пятницу? – спрашивает она, бросая на меня осторожный взгляд.
 Улыбаюсь в ответ сквозь ком в горле.
 – Концерты. Не мог прийти, – мягко отвечает Наумов, кладя руку ей на плечо.
 Проследив за ее взглядом, он вспоминает обо мне и запоздало представляет нас друг другу:
 – Алёна, это Вера. Вера, это Алёна.
 Рассматриваю ее, а она – меня.
 Ангелоподобная блондинка неопределенного возраста. Одета соответствующе. В какое-то ангельско-монашеское платье, с которым ее длинные, натурально-белые волосы смотрятся идеально. Она зеленоглазая и белокожая. Она - красавица. Породистая и необыкновенно мягкая.
 Настоящее чудо, мать его. Только белого котенка в руках не хватает.
 Мне было достаточно два раза взглянуть на нее, чтобы понять – она по уши влюблена в моего спутника.
 Во мне даже нет ревности, ведь я ему никто. Если у него к этой девушке чувства, у меня здесь шансов нет, судя по тому, как преобразилось и обросло манерами его поведение.
 – У тебя обалденные волосы… – улыбаясь, говорит Вера.
 По инерции трогаю волосы и улыбаюсь в ответ.
 – Спасибо. Хотела стать блондинкой, но что-то пошло не так… – острю я.
 Она улыбается шире и становится еще более нереальной.
 – Наверное, розовый все спутал, – смеется Вера.
 – Я добавила его позже, – пожимаю я плечом.
 – Я бы тоже хотела так «вляпаться».
 – Тебе это ни к чему, – подает голос Антон, прерывая наш девчачий диалог.
 – Почему это? – спрашивает Вера, состроив недовольную мордочку.
 – Потому что ты - идеальная «снежинка», – отвечает он, касаясь рукой ее белых локонов.
 Воображаемые мучители выливают мне за шиворот ушат холодной воды.
 Вера довольно улыбается. Сквозь дрожь и боль понимаю, что для нее комплименты Наумова – привычное дело. Судя по всему, лишь таким побочным девушкам, как я, достаются маты и сомнительные намеки.
 – Последний альбом такой тягу-у-учий, – вздыхает она. – Мне очень понравилось. Вы все очень здорово оформили.
 – Спасибо, Снежинка, – улыбается Антон.
 Пф-ф-ф… меня сейчас стошнит.
 Встаю и объявляю, закидывая сумку на плечо:
 – Пойду припудрю носик.
 Вера улыбается, Антон кивает, возвращая ей свое внимание.
  
 На поиски уборной уходит некоторое время, и я рада этому. Я не очень сильна в маскировке своих эмоций. Я на сто процентов уверена в том, что в данный момент красная, как помидор, и потерянная, как Мамонтенок. Долго смотрю на себя в зеркало и пытаюсь сдержать слезы. Просто поразительно! Я была такой уверенной в себе некоторое время назад, а теперь мне все не нравится. Платье не нравится, ботинки не нравятся. Кроме волос, волосы мне нравятся.
 Может, сбежать?
 Не уверена, что смогу заняться сексом с Антоном. Совершенно не тот настрой. Сейчас вижу себя исключительно в амплуа бревна. А еще – в роли девушки №2 или того хуже, №3.
 Он решает мою дилемму, потому что стоит возле бара с моим пальто наперевес. Двигаюсь к нему, словно к ногам привязаны тяжелые бетонные блоки. Хочу забрать у него пальто, но он, поражая меня внимательностью, помогает его надеть. Мои волосы застряли внутри, и Антон, прежде чем я успеваю об этом подумать, просовывает под них ладонь, щекоча мой затылок пльцами. Вытаскивает сине-розовую массу наружу и разбрасывает ее по моему плечу.
 Лишь в этот момент решаюсь поднять на него глаза.
 Он смотрит на меня, чуть склонив голову на бок. Задумчиво и серьезно. Это смущает, и я снова прячу глаза. Мне кажется, что он пытается пробиться в мои мысли, но я его туда ни за что не пущу.
 Мы добираемся до машины в полном молчании. Это ожидаемо, ведь я не стремлюсь завязать разговор, и уж точно этого не делает мой малоразговорчивый спутник. Сажусь на пассажирское кресло и пристегиваю ремень, глядя в окно на нашего друга «Бугатти».
 – Отвези меня домой, – прошу тихо.
 Я не смотрю на него, поэтому не знаю, что он там делает. Но он не спешит заводить машину.
 – Почему домой? – спрашивает Антон спокойно.
 На фоне его спокойствия чувствую себя малолетней истеричной дурой. Но я такая, какая есть, и не хочу прятать свое истинное лицо.
 – Кто такая Вера? – решаю спросить в лоб, хотя малодушно продолжаю смотреть в окно.
 В салоне повисает тишина. Если он посчитает этот вопрос наглым, то мне плевать. Я буду спрашивать у него все, что захочу и когда захочу, пусть привыкает!
 Бес тяжко вздыхает и говорит:
 – Вера – сестра моего покойного друга.
 Вот только этого не хватало! Он что, обещал позаботиться о ней? Инстинкты защитника не дают ему завалить ее в койку, потому что он ее слишком уважает? Что вообще происходит?