Мы с Сонькой дошли до тканей. Тут были и рушники, и простыни, украшенные вышивкой, и грубая самотканая ткань.

Мне нравился весь этот колорит и вся эта атмосфера праздника. Даже мужик с дудкой, который таким образом привлекал внимание покупателей к себе – он продавал деревянные ложки и разные деревянные вёдра и корытца.

На одной телеге мне на глаза попалась шерсть. Мужик продавал мешок, говорил, что последний и может мне уступить за красивые глаза.

– Так – за мешок жита отдаю, но тебе – за мешок овса могу отдать, – сказал он.

Я посмотрела на Соньку, она махнула головой, значит – хорошо сторговались. Я попробовала поднять мешок, он оказался тяжёлый.

– А донести не поможешь до дома мешок нам, добрый человек?

Мужик ухмыльнулся, спрыгнул с телеги, закинул мешок за спину и сказал:

– Веди хозяйка!

Но Сонька схватила меня за рукав и замотала головой.

– Ты что?! Нельзя, Лада! Чужой мужик помогает!

– Так что, нам его самим волочить? Заодно и овёс свой заберёт, – я кивнула Соньке и пошагала вперёд, а мужик с мешком пошёл рядом.

Нам оставалось совсем не много до дома, когда я увидела, как ко мне очень быстро приближается мой муж. Я подумала, что он соскучился и бежит посмотреть, что я купила, но...

Он подлетел ко мне, схватил очень больно за предплечье и прошипел в лицо:

– Позорить меня решила! – и очень быстро потащил меня к дому, на глазах у зевак.

Затащив в дом, кузнец швырнул меня на кровать, наклонился и прошипел в лицо:

– Я к тебе хорошо относился, а ты решила меня на всю деревню опозорить?!

Я увидела, как он замахнулся на меня, закрыла глаза и ждала удара, но шли минуты, и ничего не происходило.

Тут я открыла глаза – на меня смотрел кузнец. И в его взгляде было столько боли, столько обиды, что меня бросило в дрожь – я не понимала, что я такого сделала?

Чем я могла его так разозлить?

Я молча смотрела на него и не знала, что нужно делать дальше...

А он вздохнул, отвернулся и вышел из дома.

Я же осталась сидеть на кровати.