Потом меня кто-то обнимает. Поднимаю заплаканные глаза. Соседка. Она набрасывает мне на плечи то ли куртку, то ли плед и уводит подальше.

А у меня нет больше сил, чтобы сопротивляться. Я прямо чувствую, как резко ослабла. То ли от напряжения и крика, то ли… от безысходности?…

Но я до последнего надеюсь, что мамы нет дома. Вдруг она пошла в магазин? Или к знакомой? Хотя в последнее мама, конечно, редко выходила из дома. Но вдруг?

16. Дина

Все последующие дни проходят как в тумане. Я не чувствую себя. Порой мне кажется, что я даже наблюдаю за собой со стороны. Как будто оболочка меня ходит куда-то, что-то делает. А я просто наблюдаю. Не верю до сих пор, что это могло со мной произойти.

Я похоронила маму и, наверное, неделю не могла прийти в себя. Честно признаться, я смутно помню тот промежуток времени. Мне очень помогли соседи. Они все и устроили.

Для меня все было незнакомо и… страшно.

Мне хотелось тоже лечь рядом с мамой и умереть. Несмотря ни на что, я очень ее любила. И она любила меня. Я знала это. Просто она не справилась с тем, что навалилось на нее.

Я не могла ни есть, ни спать. Никуда не ходила. Я просто сидела в обгоревшей квартире, а ночевать уходила в больницу на привычную раскладушку. Потому что ночью было особенно страшно в этих черных от копоти стенах и в этом впитавшемся в каждый предмет запахе гари.

Квартира была оформлена на меня. Так захотела мама. Словно боялась, что сама же в пьяном угаре перепишет кому-нибудь квартиру.

Почти сразу после похорон я решила продать эту квартиру. Слишком многое она мне напоминала… И те несколько счастливых лет жизни, когда у меня были и мама, и папа. И тот день, когда папа пришел и вот так «простился», стащив все деньги. Но самое ужасное — пожар…

Я любила маму. Только тогда поняла, как сильно я ее любила и как мне будет ее не хватать. Но надо было жить дальше.

Хотя, что делать, я не знала… Купить квартиру в другом районе города? Поменьше?

17. Дина

На улице уже темно и я возвращаюсь из магазина, держа в руках какую-то булку. Я почти не ела все эти дни. Редкие перекусы, когда уже сводило живот от голода и эта боль заставляла меня выйти из квартиры в ближайший магазин и купить что-то. Чтобы хотя бы на время заглушить чувство голода.

Мне кажется, я даже вкуса еды не чувствовала. Просто ела, чтобы не умереть.

Вот и сейчас я жую инстинктивно, не чувствуя ничего. Иду, как обычно, не глядя перед собой. В голове — туман. Ни одной мысли. Я просто приду опять домой. Наверное, по пути доем безвкусную булку, а потом уйду ночевать в ресторан в сторожку.

— Дина?!

Я словно очнулась от этого голоса. Замираю на месте и резко оборачиваюсь.

Ко мне приближается Марина. Мы не виделись с той ночи.

— Дина? Ты… ты жива?… — она и правда смотрит на меня как на привидение. — А разве… погоди… а пожар?

Ничего не отвечаю, молча разворачиваюсь и дальше иду к дому.

— Дина! Да постой ты! — она хватает меня за руку.

— Чего тебе? — меланхолично произношу я, отталкивая ее от себя.

— Ты как выжила-то? Там же два трупа сгоревших нашли!

Ее слова словно возвращают мне способность мыслить. Откуда она знает про пожар и про два трупа?

В тот вечер и правда в нашей квартире сгорела не только моя мама, но и кто-то еще. Опознать правда не смогли, кто. Труп сильно обгорел. Наверное, кто-то из собутыльников. Я всех их и не помнила. Они часто менялись.

Но откуда Марина это знает про пожар и про два трупа?

— Значит, не ты? — она все еще с сомнением смотрит на меня. — Вот Вадим удивится! — и она как-то зло сверкает глазами, проходясь по мне взглядом.

Еще раз взглянув на нее, я разворачиваюсь и убегаю. Появление Марины возвращает меня к жизни. Прошлое накатывает снова. Имя Вадима, произнесенное ею, опять повергает меня в ощущение опасности.

18. Дина

На следующий день происходит сделка по продаже квартиры. Я получаю деньги и решаю не оставаться в этом городе. Меня ничего тут больше не держит. Родни у нас нет. Мамы теперь тоже нет. Школу я окончила и теперь могу попробовать поступить куда-нибудь. Ведь приемные комиссии еще работают. И денег должно хватить на первый год обучения точно, а там устроюсь на работу. Что-нибудь придумаю.

И я решаю ехать в Москву.

Я продала квартиру прямо как она была после пожара. Вышло, конечно, не так много. Но на первое время в столице должно было хватить.

В последний раз я минут десять стою в коридоре родной квартиры. Смотрю на обгоревшие и черные от этого стены, на единственный стул без следов гари, который мне дала соседка.

Разворачиваюсь, закрываю дверь на замок и ухожу. Ключ кладу в почтовый ящик для новых хозяев квартиры.

Прежде чем ехать на вокзал, я еду на кладбище. Стою на могиле мамы и плачу. Поправляю единственную сумку на плече. Вытираю ладонью слезы, обжигающие щеки.

Я не всхлипываю. Не реву. Не издаю ни звука. Я тихо плачу. Оплакиваю маму и этот кусок своей жизни, который, я надеюсь, останется только здесь.

Стираю последние слезы и иду на маршрутку. Она довозит меня до вокзала.

Плацкартный вагон. Единственная сумка. Деньги в пакетике, примотанном к моему животу, чтобы не украли.

И надежда. Нет, не надежда, а вера. Да! Вера в то, что всё осталось позади.

Всё.

Я уезжаю в другой город. Начну новую жизнь.

И, наверное, с годами забуду обо всем, что случилось. Очень хочу, чтобы в памяти стерлись и Казбек, и Марина с Вадимом. И Арсен.

Пусть останутся тут.

Я хочу помнить только о маме.

Поезд трогается и я вздрагиваю вместе с ним. Смотрю в окно, пытаясь запомнить картины родного города.

«У тебя нет выбора», — звучит в голове голос Арсена. И перед глазами его усмешка. Самодовольная и нахальная.

И я даже не догадываюсь, что вскоре окажусь втянутой в такой водоворот событий, что только помощь этого мрачного, наглого и циничного мужчины спасет меня.

Но какую цену он попросит взамен? И таков ли он, каким хочет казаться?