— Думаю, тут другое. Ронке, скажи, у нее роман? — Дидье с мольбой воззрился на нее.

«Ну какая ты дурочка, Бу!» — подумала Ронке и посмотрела прямо в глаза Дидье.

— Нет. Конечно нет. Она любит тебя.

Тот аж засиял.

— Не говори ей, что я спрашивал об этом, пожалуйста. Веду себя как параноик. Я доверяю ей.

— Я — могила, — поклялась Ронке, глядя на свои ноги.

Они переместились в гостиную — Ронке с зеленым чаем, а Дидье с вином — и долго разговаривали. Ронке закрыла глаза, чтобы дать им отдых. Всего на минутку.

26. Бу

Бу пыталась вставить ключ в замок. Тротуар уходил из-под ног. Она облокотилась на дверь, чтобы устоять, но упала, когда та распахнулась.

— Ну и где тебя носило? — Дидье строго на нее посмотрел.

— Не думала, что у нас есть комендантский час! — Господи, вот бы пол перестал шататься.

— Не кричи, Софию разбудишь.

Бу решила, что ее мотает из-за обуви. Она скинула туфли и пошла за Дидье в гостиную. На диване спала Ронке, закутавшаяся в валлийский плед. Обалдеть как уютненько!

— Что она здесь делает?

Изобель права: нельзя доверять подруге, которая тебе завидует.

— Она привела нашу дочь домой, — холодно прошептал Дидье.

— Прошло несколько часов. Почему она еще здесь?

Ронке зашевелилась, стала тереть глаза.

— Сколько времени?

— Уже поздно. Я подброшу тебя, — сказал Дидье.

— Такси уже не ездят? — Бу взяла плед и сама в него закуталась.

— Я хочу убедиться, что она доберется до дома в целости и сохранности. Буду через десять минут. Иди спи.

Дидье вышел из комнаты.

— О чем вы разговаривали? — спросила Бу Ронке.

— В основном о тебе. Он переживает.

— Что ты ему сказала?

— Ничего! — Ронке приложила палец к губам.

— Хватит мне завидовать. И Изобель!

— Иди спать, Бу, — сказала Ронке. — Чушь какую-то несешь.

Бу решила, что и правда было бы здорово поспать. Она споткнулась на лестнице, подвернула ногу и вскрикнула.

— Простите… — жалобно прошептала она. Но поздно. Дверь в детской открылась, оттуда выглянула дочь — все еще в дурацком платье Эльзы. Дидье, по всей видимости, был слишком занят, развлекая Ронке, и забыл уложить Софию как полагается.

— Уже утро, мама?

— Нет, милая, еще ночь. Иди в кроватку, — сказала Бу, икая. Ронке и Дидье снизу смотрели на нее осуждающе. София тоже выглядела озадаченной. Да пошли они все! Развлекаться — не преступление! Она рухнула прямо на покрывало. Если Софии можно спать в одежде — значит, и Бу можно!

Она проснулась в семь. В голову словно воткнули нож для колки льда. На кровати со скрещенными ногами сидела София.

— Что ты тут делаешь? — спросила ее Бу.

— С головой разговариваю, — ответила дочь. Она попыталась поднять сувенир из Ифе, но тот оказался слишком тяжелым и полетел на пол. Его злые глаза уставились на Бу.

— Это не игрушка, не трогай! — рявкнула Бу, но, увидев, что София вот-вот расплачется, добавила мягче: — То есть я хотела сказать, она тяжелая, ты можешь ушибиться…

Разумеется, именно в этот момент заявился Дидье.

— Папа! — завопила София.

— Пойдем завтракать, mon bébé. Маме нужно еще поспать.

Дидье оставил ей бутылку воды и парацетамол.

— Выпей две, должно стать легче.

Бу осмотрела голову — ничего не отвалилось. Затем выпила таблетки, разделась и легла в кровать. Когда через два часа в комнату вернулся Дидье с подносом, Бу еще спала.

— Мне очень плохо… — проснувшись, пробормотала она.

— Не удивлен. Ты была пьяная в стельку. — Дидье поцеловал ее в лоб. — Побудь еще в постели. Я отведу Софию на футбол.

Бу глотнула чаю. Черный, крепкий. Идеально.

— Спасибо.

— На здоровье.

Она откусила уголок тоста — поменьше масла, побольше пасты, все как надо.

Дидье положил ее телефон на кровать.

— Все жужжит и жужжит. Твоя подруга Изобель. Чего она названивает? Ты говоришь с ней больше, чем со мной. Ронке считает, что она…

— Так значит, святоша Ронке поливает ее грязью? — вдруг зло огрызнулась Бу. — Я должна была догадаться! А хотя знаешь что? Плевать. Изобель моя подруга. И хватит об этом.

Бу накрылась одеялом с головой. Когда она выглянула, Дидье уже ушел.

В двенадцать Бу заставила себя встать с кровати и прочитала сообщения Изобель.

«Алобам! Какой был отличный вечер! Я иду в зал, ты со мной? А потом пообедаем!»

«Подъем! Подъем!»

«Сдаюсь. Наверное, твой пузатик тебя на домашний арест посадил. До среды!».

Бу нравилось быть алобам Изобель. Вот бы тоже жить без обязательств! Ронке завидует и не понимает, как ей повезло, ведь легко думать, что ты будешь идеальной женой и мамой, когда у тебя нет ни мужа, ни ребенка.

Бу проверила почту — один мусор! «Нет-а-Порте», «Свити Бэтти», АСОС, Дженни из клуба мамочек спрашивает о Софии (сколько нужно повторять, что у Софии не было ветрянки?). Одно письмо от Нила.

От кого: Neil@ModernScience.com

Кому: Boo@ModernScience.com

Тема: Пообедаем?

Эй, привет!

Никак не можем пересечься. Я буду в офисе в понедельник — давай пообедаем. Надень то сексуальное платье — ты понимаешь, о каком я говорю. Растянем удовольствие в этот раз.

Бу охватило отвращение. И восторг. А также чувство вины. И вседозволенность. Она сохранила все его сообщения и перечитывала каждый день. Нил то заигрывал с ней, то писал пошлости. Но Бу отвечала только по рабочим вопросам. Она не провоцировала его. Но и не просила перестать. Может, у нее шизофрения?? Или она просто идиотка. Послышался звук открывшейся двери.

— Мама! Я гол забила! — В кухню забежала София, стуча по деревянному полу пластиковыми шипами на футбольных бутсах.

— Умница какая, молодец! Только не кричи, — попросила Бу, наблюдая, как София сдувается на глазах.

— Как голова? — спросил Дидье.

— Нормально. Она оказалась крепкой.

— Я про твою.

— А, намного лучше, — соврала Бу.

— Обедать будешь? Я могу приготовить пасту. Или в пиццерию сходим?

— Пиццерию! — заорала София и принялась танцевать по всей кухне, а ее бутсы противно заскрипели.

— Паста, — отрезала Бу. Она не могла находиться в комнате, полной буйных детей, за которыми не смотрят нервные родители. Тут и одного ребенка достаточно. Сегодня и один — слишком много.

Пока Дидье готовил, Бу играла с Софией в настольную игру и поддавалась, чтобы дочь выигрывала. Это было несложно — Бу просто не могла сосредоточиться.

Затем она ушла в туалет, а когда вернулась, Дидье сидел за