Он наклонился ко мне. Я задержала дыхание, готовясь ощутить на своих губах его поцелуй, но почувствовала только, как он защёлкивает на мне ремень. И вновь внутри всё оборвалось от досады. С чего я подумала, что он набросится на меня с поцелуями?

– Не холодно?

Я вновь поёжилась, ощущая липкий озноб, и, заметив это, Алекс нажал кнопку подогрева сидений. Тепло быстро согрело, пока мой спаситель вёл машину по ночному городу. Мимо проплывали сверкающие огни магазинов и театров, ресторанов и бизнес-центров. Всё, что раньше так влекло и волновало, теперь было безразлично, и мой взгляд привлекал только молчаливый водитель.

Я не задавала вопросы, наблюдая как он увозит меня ото всех. Знала, что он позаботится обо мне, как делал это всегда. Я не сомневалась почему-то, что Алекс знал, где я жила последнюю неделю, но вёз меня совсем в другую сторону. Он был сосредоточен на дороге, вёл плавно, почти убаюкивая. И, если бы я не была так растеряна и напугана, могла бы спокойно закрыть глаза и забыться на несколько минут.

Покинув центр города, мы углубились в спальные районы, где огни не горели столь ярко и рассеялась праздно шатающаяся толпа людей. Улицы стали уже и тише. Мы въехали в безлюдный двор хрущёвок и припарковались напротив одной из парадной. Редкие окна горели тёплым светом, указывая, кто из жителей ещё не спит в поздний час.

Я послушно вышла из машины, пытаясь понять, где мы оказались.

– Где мы? – я обернулась к Алексу.

– У меня дома.

Глава 20

Он повёл меня внутрь дома, на третий этаж. Я так отвыкла от подобных строений с их узкими лестницами и тонкими стенами, что неуверенно ступила внутрь. Но подъезд был светлым и чистым.

Его квартира меня поразила. Маленькая, из двух комнат, одна из которых, гостиная, соседствовала с кухней, была строга и аскетична. Никаких лишних деталей, только хороший ремонт, пустые серые стены и практичная мебель. Вот его настоящее отражение – без всяких излишеств, чистота и порядок. Совсем неуютно, здесь явно не хватает женской руки. Только книги и несколько фотографий в рамке на стеллаже. На них я без труда узнала его родителей и совсем ещё юного Алекса, такого, каким я его запомнила. И сердце приятно защемило.

– Голодная?

Алекс стоял в прихожей, пока я осматривала небольшое помещение квартиры.

– Ты сменил номер телефона? – внезапный вопрос и меня застал врасплох. Сама не ожидала, что выпалю его вот так, не подумав. – Я написала тебе, но сообщение осталось непрочитанным.

Мне показалось, что молчание длилось минуты, ведь я затронула ту тему, которая тревожила меня не меньше, чем то, что произошло сегодня вечером.

– Я знаю, – наконец проговорил он. – Видел, но не открыл его.

– Скажи, что прощаешь, – я сделала шаг навстречу.

– Думаешь, обидела меня? Аня, я не держу на тебя зла…

– Тогда почему не позвонил? Не написал? Почему с тех пор, как мы пересекли порог консульства, даже не смотрел на меня? Я прошла через всё одна, тогда, когда мне нужен был кто-то рядом. Все эти допросы, слёзы и бессонные ночи. Заголовки жёлтых газетёнок, где меня на весь мир хаяли распоследними словами! А когда вернулась в Москву вместо друзей меня встретили жена и сын Павла. Ты знаешь, что я чувствовала, увидев их лицом к лицу? И когда узнала, что его тело было на том же самолёте, которым летела я. Почему меня даже не потрудились предупредить об этом?

Я бросала ему бессвязные обвинения, почти срывая голос. Но он стоял непоколебимо, и только грудь тяжело вздымалась от учащённого дыхания. Он знал! Он обо всём этом знал и всё же оставил меня!

Тогда почему сейчас спас? Что мешало раньше прийти ко мне утешить и поддержать. Да просто ответить на это чёртово сообщение, которое я ему отослала! Неужели это так сложно?

– Так было нужно, – тихо проговорил он. – Мне было нельзя… нельзя было показывать, что нас что-то связывает.

Я нервно рассмеялась, хватаясь за голову.

«Что-то… Что-то связывает…»

Всего лишь прошлое и немного настоящего.

– Помнишь, я говорил про субординацию? Я ведь имел в виду свою настоящую работу… Нам бы обоим это повредило. Хотя, теперь уже, думаю, всё равно.

– Почему ты привёз меня сюда?

Он, казалось, растерялся и слегка пожал плечами.

– Здесь безопасно.

– Не боишься?

– Чего?

– У тебя дома подозреваемая в убийстве. Как это отразиться на твоей работе? Что подумают твои коллеги? Ты чуть драку не устроил.

– Давно руки чесались, – Алекс ухмыльнулся.

– Ты не ответил. Зачем так рисковать и привозить меня к себе?

– Считай, что у меня обострённое чувство справедливости. Тебе нельзя одной оставаться, а то налетят коршуны, оглянуться не успеешь. А здесь тебе ничего не грозит.

– А разве сотрудников вашего ведомства не прослушивают?

– Только не здесь, – он прошёл, снимая с плеч кобуру и повесил её на спинку стула. – Переночуешь пока у меня, а потом решим, как тебе помочь. Хочешь чаю или кофе? Алкоголь не держу, прости.

Но я проигнорировала его предложение. Хотя от чего-нибудь крепкого не отказалась бы, учитывая моё состояние. Руки всё ещё подрагивали, а нервы не давали спокойно стоять.

– Ты знал о завещании Павла?

– Нет, – Алекс покачал головой. – Но предполагал, что он что-то тебе оставит, хотя не думал, что это будет половина его состояния.

Сил стоять на ногах больше не было, и я почти рухнула на стул возле обеденного стола, опустив голову на руки.

– Это какой-то сюрреализм. Я будто застряла в каком-то кошмаре и никак не могу проснуться. Почему он это сделал?

Я почувствовала, как Алекс сел напротив.

– Помнишь, как он называл тебя своей последней отрадой? – я подняла голову, удивлённая, что Алекс знает о моём прозвище. – Это не был просто красивый оборот речи. Павел был болен. Серьёзно болен. От терапии он отказался, и врачи давали ему не больше года. Возможно потому, что ему нечего было терять, он решил с нами сотрудничать. А ты для него стала последним утешением. Я не мог не заметить, какой искренней ты была с ним. Он это очень ценил.

Новость о болезни Павла уже не могла тронуть меня. Я не ощутила совершенно ничего, кроме злости. О чём он только думал, когда решил отписать мне половину всего? Подумал ли он о своей семье? О том, как это отразится на его близких и что будет со мной?

Хотя… откуда ему было знать, что его дни закончатся так трагично и его щедрый поступок обернётся против меня?

– Откуда ты знаешь?

– Он сам говорил