Вечером, вернувшись домой, Сими скрестила пальцы и повернула ключ в замке. Папа и мама Тэ, наверное, у Олу — присматривают за чудесными (на самом деле отвратительными) близнецами. Слава богу! Да, вот еще: постоянное обращение к Господу оказалось заразно. Сегодня Сими сказала это на работе. Гэвин обеспокоенно на нее посмотрел.

В квартире было темно и тихо, и Сими осторожно вошла. Она включила свет в гостиной. Стало почище. Конечно, не как обычно бывает после прихода Эсси, но винить ее нельзя — сложно убрать столько мусора. На кофейном столике валялось какое-то барахло. Две Библии (папы и мачехи), толстая стопка чумазых найр, перевязанная резинкой (в пересчете на доллары — меньше пяти), четыре ручки с пожеванными колпачками, три блокнота, два каталога «Аргос»[131] (у отца с женой явная проблема с совместным использованием вещей), упаковка мультивитаминов, тонометр (папа — ипохондрик, он проверяет давление дважды в день), две пары очков для чтения.

Поверх этой горы мусора была записка от Эсси:

«Здравствуйте, Сими! Я сделала все, что смогла, но мне не хватило времени. Мне пришлось выполнять поручения вашего папы. Пожалуйста, в следующий раз договоритесь. Оставила квитанцию на столе. С уважением, Эсси».

Какого черта! Она же сказала отцу, что работа Эсси — убирать в доме, а не готовить, заваривать чай, стирать одежду, выполнять проклятые поручения или давать им денег в долг! Как унизительно! Они относятся к ее дому будто к гостинице, это ужасно! Но то, что родня обращается с Эсси как с собственной домработницей, — вообще ни в какие ворота!

Сими прошла на кухню, взяв с собой суши. Возле раковины — три кастрюли, они отмокали. Рядом — еще одна записка от Эсси.

«Сими, кастрюли должны постоять с водой несколько часов. Дно пригорело. Я не стала соскребать нагар — они же дорогие».

Черные куски плавали на поверхности коричневой, вонючей и пенистой жижи. Сими стало дурно. Она натянула резиновые перчатки и принялась тереть. Вряд ли ее прекрасные, почти не использованные кастрюли от «Ле Крезе» когда-нибудь отмоются.

Было бы еще ничего, прояви родня хоть капельку благодарности. Но это ведь не так! Папа начал обижаться с того самого момента, как приехал. Все-то ему не по душе! Сими наказали встретить их в аэропорту, взять отгул и отвезти их куда нужно, заполнить шкафы необходимой едой. Сими объяснила, что на работе сейчас завал, и подчеркнула, что ее даже не предупредили о приезде. Отец нахмурился, стал сравнивать ее (в плохом смысле) с братом: «Слава богу, Олу уважает своего отца! Он взял оплачиваемый отпуск сразу же, как я сказал, что приеду».

А где благодарность Богу за Сими, которая оплатила такси из аэропорта, разместила их у себя в квартире, все выходные была на побегушках, хотя вымоталась из-за смены часового пояса.

— Ты должна отпроситься с работы в среду и отвезти нас в музей мадам Тюссо. Побудешь немного с близнецами. Олу почти не видится с тобой. Он сказал, что племянники считают тебя незнакомой тетей, Симисола! Нехорошо это, о!

— У меня важные встречи в среду, — объяснила Сими. — Можем сходить туда в пятницу?

Но нет, пятница не подходит! Олу нужно, чтобы они повозились с детьми, пока он со своей уставшей, замученной женой отобедает в ресторане.

С интересами Сими можно было не считаться! Ни к чему с ней считаться. Что бы она ни делала — все недостаточно хорошо. Это не в новинку для нее. Сими знала это всю свою жизнь. Так почему она все еще злится?

Сими направилась в спальню, закрыв по пути дверь в комнату для гостей, — но перед этим успела заметить, какой там царит бардак. Два больших распахнутых чемодана на полу, из которых вываливаются одежда и обувь. В чем проблема, почему нельзя пользоваться шкафом?

Сими переоделась в спортивную форму. Тренировка. Душ. Суши. Медитация. Сон.

«Еще три ночи, и я верну себе свою квартиру. Еще десять ночей, и я буду с Мартином».

Сими только вернулась домой с пробежки, как отец и мама Тэ с отвратительными близнецами в придачу ворвались к ней в комнату. И хватило же наглости зайти, когда она была полуголая!

— Ага! Посмотри, который час, а ты все еще бездельничаешь? Абег[132], вставай уже! — сказал папа. — Дети проголодались!

Сими вернулась в ванную комнату.

— Что они здесь делают!

— У Олу дела. Когда окажешься на его месте, поймешь. Ша[133], довольно время впустую тратить! Ты уже не наивная девчушка, тебе почти сорок!

— Откуда у тебя эта голова, гм? — Мама Тэ подняла голову из Ифе. — Прекрасно подходить, о! А где моя?

Сими захлопнула дверь в ванную и беззвучно закричала.

Она быстро приняла душ и отвела отпрысков брата в Макдоналдс. Разрешила им взять что угодно, в итоге детки заказали наггетсы, которые потом утопили в противном соусе, «Макфлури» и кока-колу — с сахаром, конечно. Если Олу беспокоился о том, что едят его дети, ему следовало заранее их накормить.

Сими взглянула на часы. Два. Встреча с Ронке в шесть — она принесет платья от Пейшенс. Они будут наряжаться на вечеринку. Сими достала телефон и написала:

«Ронкс, выручай! Я сижу с близнецами. Спаси меня! Ради их же блага! Пожалуйста, приди пораньше. ПРЯМО СЕЙЧАС! С.».

Когда они вернулись домой, папа храпел на диване, а мама Тэ резала лук, стуча японским ножом Мартина прямо по белой столешнице из каррарского мрамора. Сими едва сдержала крик. Она схватила зеленую разделочную доску и бросила ее на стол.

— Режь на этом, пожалуйста. Я не хочу, чтобы на мраморе появились царапины.

В Нигерии есть разделочные доски, просто мама Тэ иногда ведет себя так, словно всю жизнь прожила в саванне.

Мачеха не обратила на доску никакого внимания.

— Наконец-то ты вернулась! Где у тебя консервированные помидоры?

— А ты их купила?