— Ничего, приберемся. Этого мы не боимся.

— Ну, не знаю!

— Оля, нагостились, пора возвращаться. Сейчас позвоню следователю, узнаю, можно ли нам вернуться туда.

— А Станиславу Владимировичу ты что скажешь?

— Не знаю пока. Но сначала поблагодарю за то, что приютил нас.

— Я думала, у вас сейчас все хорошо будет. Сидели, ворковали, как голубки.

— Ну, если честно, я тоже так думала, доча. Но, видимо, ошибалась.

— Мама!

Но Марина ничего не ответила дочери, отвернулась, горько вздыхая.

Позавтракав, Марина быстро собралась. В полиции ей ответили, что в дом возвращаться можно. А еще сообщили, что нашли в кустах трость Эрнеста Петровича, что еще раз подтверждало предположение, что в дом врывался именно Олег и орудовал этой тростью. Трость пока изъяли как вещественное доказательство, так же как и кое-какие другие вещи из дома.

— Поедем, Оль, домой. Завтра экзамен у тебя.

Добравшись до дома, они увидели, что все по-прежнему перевернуто.

— Мам, тут убирать пять лет!

— Ничего, потихоньку справимся. Он просто все расшвыривал, чтобы создать видимость обычного ограбления. А сам быстренько до сундука добрался, вытащил камни да и свинтил. Кстати, надо к бабушке нам съездить с тобой. Она звонила, спрашивала, чего мы потерялись.

— Она же знает, что Эрнест Петрович пропал.

— Знает, но это же не означает, что мы не должны к ней приезжать и видеться.

— А ты сказала ей, что он нашелся?

— Да.

— А она что?

— Ну, особых эмоций в ее голосе я не услышала. Она просто сказала, чтобы мы приезжали, да и все.

— Когда поедем?

— А давай сейчас. Прибрать здесь мы еще успеем. А пока у нее и заночуем.

— Но там так тесно…

— Ничего, раньше нас это не слишком смущало. Возьму только их фотографию.

— Какую?

— Свадебную. Которая в разбитой раме. Пойду за ней на чердак схожу.

После обеда Марина и Оля были уже у Светланы Валерьевны.

— Мама, у меня есть что тебе показать. — Марина достала из своей сумки снимок и протянула матери.

Та взяла и долго смотрела на изображение, потом подняла взгляд на дочку и вернула фото.

— Я нашла в его сундуке много ваших совместных фотографий и даже свадебное платье с костюмом. Он хранил и берег эти воспоминания, мам.

Светлана Валерьевна опустила глаза и молчала.

— Он сейчас в реанимации. Мне на самом деле сложно понять, почему вы не общались такое огромное количество времени. И тебе не кажется удивительным, что он в итоге живет в городе, куда ты сбежала?

— Не сбежала, а эвакуировалась. Это разные вещи, Марина.

— Хорошо. Но когда все закончилось… я имею в виду следствие, то он перебрался сюда. И строил здесь заново свою жизнь. Рядом с тобой. Жизнь-то он построил, но только профессиональную и деловую. Он сам себе ее сделал. А в плане личной жизни — так и остался одиноким, мам.

Светлана Валерьевна продолжала молчать.

— Кстати, его тогда оправдали. Ты, скорее всего, этого и не знаешь.

— Откупился, наверное.

— Мама, как ты можешь так говорить, ты же его любила! Посмотри, какие вы счастливые на фотографии! Кстати, этот портрет висел на стене в его доме, в котором он жил долгое время. Снимок был оформлен в красивую рамку. Среди фотографий были и вещи, и документы всяческие. Так вот, я нашла оправдательный приговор.

Марина открыла фото в телефоне и показала маме.

— На, мам, прочитай, только весь, до конца. Подставили его, он не был виноват, и это удалось доказать.

Здесь глаза матери заблестели, она бегала взглядом по строчкам, изучая документ. После чего резко встала и отвернулась к окну.

— Мамуль, может, съездим к нему в больницу вместе? Он был бы счастлив тебя видеть, мне кажется.

— Вот именно, что тебе кажется, Марина. Не все можно исправить. Не все можно вернуть. Мы прожили свои жизни друг без друга. Зачем нам начинать общаться?

— Затем, что у вас есть я! Хотя бы за этим. Мне бы вот очень этого хотелось.

— Марина, мне тоже много чего хотелось бы. Слишком поздно.

— Но я только сейчас встретила своего отца! Я всю жизнь жила без него! Ты-то знала о нем, а я вообще представления не имела. А оказывается, я несколько лет с ним работала! И это не просто чужой человек, это мой отец, мама! И вообще, если честно, мне бы очень хотелось, чтобы вы возобновили общение! Ведь вы оба мои родители!

— Об этом не может быть и речи, Марина.

Светлана Валерьевна села за стол и с сердитым видом принялась пить чай.

— Почему?

— Марина, давай оставим этот разговор, я тебя прошу.

— Но ты хоть допустила мысль о том, что он может быть не таким злодеем, каким ты его описывала? Тебе внушили о нем ужасные вещи, ты поверила, а это оказалось ложью. Просто кому-то так было выгодно. Тем более что он еще и без поддержки жены остался, семью потерял. Его хотели растоптать. Лишили работы, близких. Мама! Обо мне он ведь так и не узнал, да? Но как только он придет в себя, я ему сразу же расскажу, что я его дочь! Мам, ну навести его в больнице! Он всю жизнь нуждался в твоей поддержке, дай ему ее хоть сейчас! Ты же тоже не вышла замуж ни за кого!

— Ну и что? Мужчины у меня были, но жизнь ни с кем не сложилась, что теперь? Возвращаться к самому первому?

— Мама, да только он-то и был единственным настоящим мужчиной в твоей жизни! Остальные не считаются!

Оля молча слушала их разговор, несколько раз порываясь вмешаться, но так и не решилась хоть что-то сказать.

— Марина, конечно, ты можешь общаться со своим отцом. Тем более волею судьбы ты у него работала, вы и так уже общались. Но меня не заставляй, пожалуйста, этого делать. Я не хочу и не могу.

— Мам, но ты допустила мысль, что он не виноват? Что он не был тогда виноват?

— Марина, оставь эту тему, прошу тебя. И не дави на меня.

— Давайте я уберу со стола, — чувствуя, что пора переменить тему, сказала Оля.

— Я тебе помогу. — Марина тоже схватилась за тарелки.

— Марина, тебя еще что-то тревожит, да? Лучше расскажи мне, как твои дела?

— Ой, мам, на личном фронте, как всегда, полный хаос. Никакого покоя. Только вроде жизнь устаканится, как весь позитив опять коту под хвост.

— Ой. — Оля вздохнула и закатила глаза, прибирая на столе.

— Я же тут Стаса встретила, я тебе говорила…

— Да, что-то говорила в прошлый раз.