Кстати, сколько ей было лет? Она не была ровесницей моего племянника. Немного старше. Может, за двадцать. Ближе к тридцати? Надеюсь. Постойте, почему я надеюсь на это? Мне было плевать, даже если бы она была двухлетней девочкой с безупречными языковыми навыками и поразительной координацией движений. Для меня это не имело значения.

Я провел ногтями по своей челюсти, почесав щетину, поскольку она полностью сбила меня с толку. Но когда мой взгляд снова упал на ее задницу, неприятный спазм в животе заставил меня заливисто рассмеяться.

— Ну, чтоб меня, Паучок. Ты определенно нечто особенное, — подразнил я, снимая с рук расстегнутую рубашку и ловя ее руку, прежде чем просунуть ее в рукав.

Мне не нужно было смотреть на ее упругую маленькую попку, пока призрак моей жены витал поблизости.

— Тебе не нравится мой наряд? — потребовала она, отворачиваясь от меня с рубашкой, свисающей с одной руки, и я покачал головой, снова рассмеявшись, когда мой взгляд упал на ее сиськи, которые были приподняты из-за того, как туго она завязала фартук.

Иисус.

Я с трудом сглотнул и ответил ей.

— Кажется, из труб немного задувает, — сказал я, пожимая плечами, указывая ей в сторону от подвала и быстро запирая его снова.

Она, казалось, не была склонна прислушиваться к моим советам относительно наряда, поэтому я схватил рубашку сзади и натянул ее на нее, заставляя ее идти со мной рядом. Она бормотала проклятия в мой адрес, шлепая меня по рукам, но я проигнорировал ее, заставив облачиться в белую материю, как только мы вошли в столовую. Пуговицы она так и не застегнула, но, по крайней мере, ее задница была прикрыта, а фартук скрывал важные детали спереди. В основном.

— Садись, — скомандовал я, указывая на один из стульев, перед которым стояла тарелка, и она плюхнулась на него.

— У тебя есть Coco Pops? — спросила она, когда я опустился на стул во главе стола рядом с ней и замер.

— Зачем?

Она никак не могла узнать о моих поставках Pops. Я заказывал их оптом из Великобритании, потому что эти гребаные Krispies, которые можно было достать здесь, были совсем не такими, но я никогда и никому не показывал свою заначку. Ни единой живой душе. Они были не для того, чтобы ими делиться, но каким-то образом она догадалась, что я спрятал их где-то здесь.

Она прищурила на меня свои поразительно голубые глаза, и я прищурился в ответ. Значит, хочешь войны за Pops, да, миссис?

— Без причины, — сказала она, бросив взгляд на дверь и снова на меня. Но она их не найдет. Если, конечно, не заглянет на кухню.

— Хм. — Я подтащил к себе коробку с едой навынос и кивнул подбородком в сторону остальных, давая ей понять, что она может сделать то же самое.

Она схватила одну наугад, когда я откинулся на спинку стула, подцепляя лапшу одноразовыми палочками для еды и наблюдая, как она пытается использовать свои.

Она достала из коробки лапшу, свисавшую с палочек, и бросилась вперед, чтобы подхватить ее ртом, но она соскользнула с палочек прежде, чем она успела это сделать, и она выругалась, пытаясь снова подцепить еду. Я наблюдал за ней, продолжая есть, на ее лбу образовались морщинки, пока она пыталась разобраться с палочками, а еда все время с них падала.

— Надо думать о них как о двух упрямых засранцах, которые не ладят друг с другом, — сказал я ей. — Сомкни их и не отпускай, пока они не заведут ребенка.

Паучок приподняла подбородок, принимая этот блестящий совет, и с победной улыбкой вытащила из коробки горку лапши, наклонившись вперед, чтобы съесть ее. Но в последний момент вся она выпала из палочек и шлепнулась ей на колени. Поскольку на ней не было штанов, обжигающе горячая еда попала на голые бедра, и она выругалась, как моряк, швырнув коробку с едой через всю комнату, где она разбилась о зеркало и повсюду разлетелась лапша.

Она раздраженно вскочила, опрокинув стул, и я выплеснул ей на колени стакан воды, чтобы помочь ей.

Ее полные губы приоткрылись, а глаза расширились от шока, и я был почти уверен, что в них была крайняя ярость. Она взвизгнула и бросилась на меня, подняв одноразовые деревянные палочки, как копье, с убийством в глазах.

Она бросилась на меня, и я рассмеялся, когда мой стул опрокинулся, разбросав мою лапшу по столу за долю секунды до того, как мы упали на пол.

Я оказался лежащим на спине, а она оседлала меня, одна ее рука сомкнулась на моем горле, в то время как она отвела другую руку назад и нацелила палочки для еды мне в сердце.

Я поймал ее запястье прежде, чем она успела нанести удар, и она фактически зарычала на меня, когда я ухмыльнулся ей.

— Ну, привет, убийца, — сказал я, другая моя рука опустилась на ее бедро, и я крепко сжал его, чтобы удержать ее на месте.

— Я не люблю палочки, — прорычала она, крепче сжимая те, которые пыталась превратить в орудие убийства, и раздался резкий треск, когда она случайно их сломала.

— Дешевые одноразовые палочки, вроде этих, не годятся в качестве оружия, — сказал я, когда она сдавила мне горло рукой, которую я не обездвижил. Я позволил ей это сделать, потому что, честно говоря, ей нужно было выпустить немного этой ярости, да и она была недостаточно сильна, чтобы задушить меня одной рукой. — На самом деле, я не могу сказать, что когда-либо убивал палочками для еды. Хотя однажды воспользовался чайником. Я ударил им ублюдка по лицу, и он разлетелся вдребезги. Затем я прижал его к земле примерно так, как ты меня сейчас, и просто продолжал бить, бить и бить им по его уродливому лицу, пока он не перестал брыкаться. Ручка так и не сломалась. Я назвал ее Берт, — я вздохнул, вспомнив об этом. Ручка от чайника оставалась у меня какое-то время, но в итоге я засунул ее в задницу какому-то мудаку, когда он подрезал меня на перекрестке. Бедняжка Берт, наверное, была хирургическим путем удалена из его задницы и выброшена как вчерашний мусор. Чертовски трагично.

— Ты прижал его вот так? — спросила Паучок, задыхаясь, еще сильнее сжимая мое горло, и мой взгляд скользнул с ее приоткрытых губ на то,