пустоте, летал и чувствовал внутри лёгкость, свободу, а потом он вспомнил, как смеялся, даже не смеялся, а дико ржал, причём не только ртом, он ржал всем телом, ржали его ноги, его руки, ржал его член, который теперь вернулся, его задница, весь он превратился в один сплошной ржущий организм, и это был невероятный кайф. Иногда он возвращался к мыслям о том, что он – Джованни и что он, после того как очнётся, хочет продолжать ржать и быть таким вот лёгким, парящим, что он теперь всегда будет также кайфовать, летать и не париться.
Когда он очнулся, он плакал, потому что чётко осознал, что даром потратил двадцать лет своей жизни, будто и не жил вовсе. Он отчётливо понял, что это был не черновик, что ничего уже не исправишь, что молодые его годы, самый расцвет сил, с двадцати четырёх до сорока пяти, он просто выкинул в трубу.
Он возвращался домой и всю дорогу думал, что если бы попал на айяуаску на последнем курсе университета, тогда, когда Франческа придумала всю эту историю с беременностью, он бы точно не попался. Что бы ни говорил ему отец, что бы ни говорила ему мать, он бы в жизни не попался на эту удочку.
Джованни очень хотел поделиться с друзьями тем, что неделю назад сходил на свидание с обалденной брюнеткой. Они пошли к ней домой, а там опять случилось это: он не смог. И тогда он решился сделать то, что посоветовала Джессика после ритуала. Это было так стыдно и странно, что он не решался признаться в этом никому, даже самому себе.
Вслух Джованни просто произнёс:
– Да, ты был прав, Андреа, это был крутой опыт.
49
Андреа Первые, как показалось Андреа, полчаса в теле ощущалось тотальное расслабление. Он слушал музыку, и всё внутри становилось каким-то туманным, как если бы он смотрел в бинокль без фокуса. Потом вдруг по телу пробежала дрожь и вокруг него всё зашевелилось, всё начало двигаться, стены, потолок, это было похоже на тот единственный раз, когда Андреа попробовала ЛСД, но ещё сильней. Он вдруг очутился в каком-то гигантском калейдоскопе, где двигались все фрагменты, и они же рассыпались на кусочки меньше. Всё вокруг приобрело кислотные яркие оттенки, внезапно к шевелению и движению пространства прибавилось кое-что жуткое: вокруг него начали летать змеи, драконы, какие-то дикие существа, они кричали ему что-то на ухо, они заставляли его кровь леденеть.
Он помнил, как шептал сам себе: «Да ну на хер», ему было очень страшно, и в какой-то момент Андреа почувствовал, что прямо сейчас умрёт, что это конец, что ему не выжить. Он чувствовал, что по нему ползают все эти змеи, что они скользят по нём хвостами, забираются к нему в глаза, в уши. Андреа заорал. Внутри, где-то там, в голове, кто-то шептал ему: «Так, это не со мной, я Андреа, я Андреа, это происходит не со мной».
Он чувствовал себя так, будто его «я» разрушилось, обнулилось, не было его больше. Ни его личности, ни того, обычного человека: мужчины, отца, мужа и друга. Он растворялся в этом безумии психоделический реальности. В тот момент, когда Андреа почувствовал, что ещё немного, и он точно окончательно умрёт, внутри тот же голос зашептал ему: «Расслабься», и появилась мысль: это не зло, это добро.
И вот уже вокруг него захлопали мягкие крылья. Вместо змеиного шипения Андреа услышал птичьи трели. Птицы касались его нежными перьями, и в этот момент он почувствовал такую пронзительную любовь, что разрыдался. Андреа плакал так, как никогда в своей жизни ещё не плакал.
Он двигался сквозь странные блестящие ручейки и нити живой переливающейся энергии. Всё, что он видел, состояло из этой энергии, всё переливалось и перетекало одно в другое. Андреа скользил из одного мира в другой, пересекая одно измерение за другим. Теперь и сам Андреа был кем-то или чем-то иным, сродни тому, что он видел в этих измерениях и мирах.
Он оказался в пространстве, залитом солнечным светом, там он увидел покойного отца.
Андреа с отцом играл в теннис, здесь же был и его брат. Обычно они с братом всегда месили друг друга, каждый хотел выиграть во чтобы бы то ни было. Но тут они просто смеялись, играли на каком-то цветочном лугу, не соревновались, а просто играли и веселились. Он видел, что отец стоит между ними, хлопает их по плечам и говорит что-то вроде: «И перестаньте соревноваться, как друг с другом, так и с миром, просто играйте».
А потом они играли в футбол, откуда-то появились кузены и его дядя. Они бесились, носились как заведённые. Когда Андреа очнулся, первой мыслью, которая пришла ему на ум, было: «Хочу такое футбольное поле, но не там, в Израиле, а на родной земле».
Андреа оглядел друзей и произнёс:
– Стефания не должна знать о том, что увидел Микеле во время ритуала.
Он не заметила, как лицо Джованни напротив окаменело. Андреа оглянулся – у входа беседки стояла Стефания.
– Что я не должна знать? – спросила она дрожащим голосом.
50
Андреа посмотрел на Стефанию спокойно и произнёс как ни в чём не бывало.
– Микеле рассказал нам, что видел смерть, мы не хотели тебе этого говорить.
Стефания смотрела на Андреа остекленевшим взглядом.
– Что ты хочешь сказать? Что эта херня спровоцировала его суицидальные мысли?
Андреа пожал плечами и уткнулся взглядом в пол.
– Я не знаю…
Стефании не хватало воздуха: вот они трое сидят здесь как ни в чём не бывало, живые, в полном здравии, а тело мужа не могут найти и, скорее всего, уже и не найдут.
– Я хочу знать, – процедила она сквозь губы, сжимая кулаки, очень стараясь не заорать, – кто ответственен за смерть моего мужа? И главное – как вы вообще туда попали? И зачем?
Друзья молчали и смотрели в пол.
Её грудь разрывала ярость, она не
