Пока Зейн меня не опередил, я останавливаюсь, оборачиваюсь и отвечаю:

– Джетлаг выбил меня из колеи. Сейчас пойду на пробежку и тогда буду готова приступить к первому дню с детьми.

– Вот это я называю дисциплинированностью, –  замечает мистер Монейр. –  Бери пример, Зейн.

Тот закатывает глаза, в то время как мистер Монейр провожает меня взглядом. Я иду дальше и слышу приглушенный диалог между отцом и сыном –  куда менее дружелюбный, чем несколько секунд назад.

– Где ты был? –  обращается отец к Зейну. –  Ты хоть в зеркало смотрелся?!

Не желая подслушивать их разговор, я скрываюсь за дверью кухни и закрываю лицо руками. Какая сумасшедшая ночь. Какое сумасшедшее утро.

Глава 8

Нурия

Лишь свет способен изгнать демонов. В то же время при свете дня каждый демон выглядит как твой лучший друг.

Так кто же на самом деле носит маску?

Потная и запыхавшаяся после пробежки, я стучу в окно со стороны водителя. Энстон спит на сиденье, хотя уже светает.

– Энс! Эй! Проснись!

Поначалу он вообще не шевелится, и на мгновение у меня мелькает мысль, что он может быть мертв. Не уверена, что мой человек-тень способен убивать людей, но он уже не раз повторял, что избавится от любого, кто может составить ему конкуренцию.

Вот и пусть бы Демон расправился с засранцем Зейном. После утреннего разговора я бы его даже благословила на это.

Примерно через минуту, в течение которой я безостановочно барабанила по стеклу, Энстон поморщился, моргнул и сонно уставился на меня. Слава богу, он все еще жив.

Я неистово жестикулирую, требуя опустить окно, но вместо этого он открывает дверь, которую я тут же распахиваю настежь.

– Какого черта ты здесь делаешь? Сын хозяев дома видел, что ты здесь припарковался. Ты ведь собирался вернуться в город и пойти тусоваться, –  ругаюсь я, отчего друг щурится, словно его мучает адская головная боль.

– Можно немножко потише, Нури? Голова гудит просто адски.

– Отчего? –  осведомляюсь я. –  Ты напился один в машине?

– Да нет же. Не неси такую чушь. Зачем мне напиваться здесь одному? Где тут веселье? Я ждал тебя.

Одетая в черные легинсы и темно-фиолетовое спортивное бюстье, я выпрямляюсь перед открытой пассажирской дверью.

– Я же сказала, что не поеду в Брисбен. Почему ты не уехал обратно?

– Не знаю… Я еще постоял у ворот… –  Он кивает в сторону запертых чугунных ворот перед поместьем в двадцати метрах от нас, а потом смотрит на меня затуманенным взглядом. –  А сейчас я тут… в машине.

– Что это значит?

– Понятия не имею… Я не знаю, что я здесь делаю, вот что это значит!

Вчера ночью я сама видела, как его машина разворачивалась. Видела, как он прошел перед включенными фарами, чтобы сесть в машину. Что могло случиться, чтобы он не помнил, почему припарковался на обочине на всю ночь? Это же полная бессмыслица.

– Хотя… –  Запнувшись, Энстон трет лоб, потом смотрит в зеркало заднего вида. –  Я сел в машину, а на заднем сиденье кто-то сидел.

– На заднем сиденье кто-то сидел? –  повторяю я, нахмурившись, и морщусь, как будто он рассказывает мне бабкины сказочки или насмотрелся ужастиков в духе «Очень страшного кино».

– Говорю же. Мне что-то прижали ко рту, а дальше… все почернело.

Он хочет сказать, что его усыпили? Мог ли это сделать Демон, чтобы избавиться от Энстона? Чтобы он перестал уговаривать меня пойти с ним на вечеринку? С него сталось бы.

– Ладно. Звучит жутковато.

И пугающе. От одной мысли о том, что на Энстона напали и усыпили, по позвоночнику пробегает холодок. Почему-то у меня возникает тревожное чувство, что с тех пор, как мы оказались в Австралии, все стало еще хуже, еще опаснее.

– Ты видел, как выглядел тот человек? –  уточняю я, однако Энстон качает головой:

– Нет. Нет, я ничего не видел. Было темно, и все произошло слишком быстро.

– Черт! Ты должен пойти в полицию и сообщить об этом, Энс.

– Я тоже уже об этом подумал, но… что я скажу полицейским? Я не знаю, как выглядит злоумышленник. Они ничего не смогут сделать с моим заявлением.

Как бы горько это ни звучало, он, наверное, прав.

Я взволнованно тру лицо, вздыхаю и закрываю глаза.

– Лучше тебе вернуться в отель. Мне нужно вернуться в дом, принять душ, а потом заняться детьми. Ты как, сам справишься?

– Я бы предпочел, чтобы ты осталась со мной, но мне же вряд ли удастся убедить тебя отвезти меня обратно?

Вид у него хуже некуда. Но если я повезу его в Брисбен, то не смогу вовремя приступить к работе.

Он смотрит на меня умоляющим взглядом и склоняет голову набок.

– Ты вышла на пробежку?

– Да, бегала в лесу. –  И, если честно, не думала, что Энстон до сих пор будет стоять здесь. На самом деле я считала, что Зейн просто меня разыгрывает. –  Не получится, Энс. Тебе придется возвращаться одному.

Он разочарованно вздыхает:

– Не так я представлял себе путешествие в Австралию.

По правде говоря, я тоже.

– Я отправился с тобой, потому что ты не хотела лететь сюда одна и потому что мы собирались провести время вместе, не забыла?

– Нет, не забыла. Но мне нужно выполнять свою работу. Когда у меня будет свободное время, я приеду к тебе и заглажу свою вину, о’кей?

В животе оседает легкое чувство вины: ему плохо, а я во второй раз отказываюсь встретиться с ним.

– Сегодня вечером. Давай организуем что-нибудь сегодня вечером.

Я задумчиво прикусываю нижнюю губу, а затем обнадеживающе улыбаюсь. Обычно этого хватает, чтобы он смягчился.

– Сегодня вечером, обещаю. А сейчас мне пора идти.

На прощание я виновато поглаживаю друга по левому плечу. Тот тянется к моему предплечью и гладит пальцами кожу.

– Торжественно клянешься?

Теперь я ухмыляюсь, поднимаю два пальца и произношу:

– Честное нурийское. До вечера.

Я вижу, как в его темно-карих глазах разгорается искреннее предвкушение сегодняшнего вечера. Прежде чем я убираю руку с его плеча, он подносит ее к губам, чего раньше никогда не делал. Затем отпускает мои пальцы.

Это такое странное ощущение, когда Энстон прикасается ко мне вот так. Может, он случайно? Прикосновение, в которое ничего не вкладывалось?

Чтобы не смотреть на него, я отхожу от его черного «Мустанга» и жду, пока он заведет двигатель и закроет пассажирскую дверь. Пока Энс сдает назад и разворачивает машину, я иду к воротам. В тот