— Кажется. Но я не уверен, Варь.

— Ладно, неважно… Я не помню, как он называется, хоть убей*.

(* Далее Варя вспоминает рассказ Алексина «Чужой человек».)

В этом рассказе у женщины, участника Великой Отечественной войны, берут интервью. Женщина эта участвовала в форсировании Днепра… И её просят рассказать о самом страшном, что случилось в её жизни. Знаешь, что она говорит? «Самое страшное вообще случилось не на войне».

Варя засмеялась. Илья, повернувшись к ней, заметил, что она ещё и плачет.

— Мне тогда было десять лет, — продолжала она, глотая слёзы. — И я решила прочитать про форсирование Днепра. Я прочитала… про то, что вода там была красной от крови, и про многое, многое другое… И спросила у мамы: как так? Вот же оно, самое страшное! Что же может быть страшнее ЭТОГО? Мама тогда сказала, что я потом пойму… И я поняла. Спустя два года, когда она заболела и начала медленно умирать на моих глазах, а я ничего не могла сделать.

Берестов давно перестал осознавать, куда они вообще едут, — так заслушался. И так… плохо ему было.

— Илья… — Варя вытерла мокрые щёки ладонями, всхлипнула, — то, что ты со мной сделал, — не самое страшное, что случилось в моей жизни. И…

— Это не оправдание, — вырвалось вдруг у него.

— Да, я знала, что ты так скажешь… Но мне и не нужны оправдания. Я понимаю, что ты хороший человек, и мне этого достаточно… Это лучшее из всех возможных оправданий.

В этот момент Илья осознал, что больше не выдержит. И остановил машину.