Судорожно дыша и всхлипывая, она хлопает дверями, и в какой-то момент в наш разговор вмешивается шум проезжей части.

— Подними взгляд к небу. Оно чистое у вас?

Сама снова иду на балкон и делаю то, что говорю ей.

— Да, — хрипло отвечает мамочка.

— Видишь, какие яркие звёзды этой ночью, мама? Мир стал чуточку чище без Магомеда Шалиева. Вдохни глубже.

Слушаю, как она втягивает в лёгкие воздух. Получается плохо. Он застревает у неё в горле. Кашляет и снова вдыхает.

— Вот так. Теперь ты готова меня слушать.

— Катенька, что теперь будет с Мариной? Лекарств нет. Оплаты за палату нет. Отец сказал, все счета фирмы арестовали. У нас больше ничего нет. Как мы её спасём?

— Спасём, — стараюсь говорить как можно увереннее. — Этой ночью ничего плохого не случится. А утром я всё узнаю и позвоню тебе. Постарайся поспать.

Закончив разговор, ещё раз бросаю взгляд на ясное ночное небо с россыпью звёзд.

Тихо вхожу в комнату. Суворовы спокойно спят в обнимку. Опускаюсь в кресло. Жмурюсь изо всех сил, чтобы не плакать.

— Иди к нам, — хрипло зовёт Рома.

Открываю глаза, он лежит и смотрит на меня, продолжая обнимать сына.

— Разбудила? Прости.

— Иди сюда, — он осторожно двигает Никиту. Сам ложится на середину кровати, освобождая для меня место с края. — Я обниму и всё будет хорошо.

— Мама звонила, — забираюсь к нему и тут же попадаю в капкан сильных рук.

— Понял. Утром буду звонить врачу, — водит губами по кромке моего уха. — Он всё расскажет. Поспим ещё? Пожалуйста.

— Спи, — касаюсь пальцами его щеки.

Он ложится на спину. Находит мою руку. Переплетает наши пальцы в замок. Вторую руку кладёт на Никиту, чтобы чувствовал папу рядом. И снова отключается, как по команде.

От Ромы пахнет горячим мужским телом, остатками дезодоранта и немного потом. Вкусно. По-настоящему.

Вот так, наверное, и влюбляются в людей. В запахи, в поступки, в тембр голоса, в невероятные глаза и ямочки на щеках.