Когда я захожу в маленький туалет, мне удается хорошенько себя рассмотреть. Волосы все еще в диком беспорядке после утреннего марш-броска, поэтому я собираю их в пучок. На мне нет ни грамма косметики, и в довершении всего — одета в слипоны и леггинтсы, в которых спала прошлой ночью. Я достала свитер, когда села в самолет, и он скрывает некоторые лучшие части моего пышного тела. Да, он точно не смотрел на мои губы, словно хотел поцеловать меня.
Я перевожу дух, мысленно подбадривая себя. Хочу вернуться и говорить с Миллером, как взрослый человек, который ведет с соседом светскую беседу, и ничего больше. Это не флирт, он просто хороший парень, который оказал мне услугу. Он доказал это в ту секунду, как я с ним познакомилась, и я не собираюсь флиртовать с ним, заставляя чувствовать себя неловко. Не хочу делать то, чего он не хочет, потому что Миллер хороший парень и, возможно, согласится из вежливости.
После того, как беру себя в руки и возвращаюсь на свое место, замечаю, что брат Миллера с любопытством смотрит на меня, когда я подхожу к нему. Как только я сажусь, мужчина протягивает мне мой бокал с шампанским, а я улыбаюсь ему.
— Вы с братом так похожи, но в то же время — такие разные. Я не могу определить, что именно, но, возможно, цвет глаз. — Я не говорю, что в нем есть что-то, что меня больше успокаивает. У его брата холодные глаза, и я ни на секунду не поверю, что это из-за того, что они голубые.
— Вы с сестрой похожи?
— Как ночь и день. — Я достаю из сумочки фотографию. — У нас много общего, но волосы и глаза разные.
— Ещё ямочки на щеках. — Он указывает на меня, и я улыбаюсь еще шире, что только подчеркивает их.
Миллер бросает на меня такой горячий взгляд, что я отвожу глаза, потому что не привыкла, чтобы мужчины так на меня смотрели. Поэтому я делаю то, что сделала бы любая девушка, чтобы отвлечь от себя внимание… меня тему разговора.
— Какие у тебя планы на праздники? Ты собираешься повидаться с семьей? — Когда я, наконец, украдкой бросаю на него взгляд, то замечаю, что его настроение меняется.
— Не совсем.
Зная, что мы оба направляемся в один и тот же город, я выпаливаю последнее, что, как мне казалось, я могла сказать в своей жизни.
— Тогда тебе стоит поехать со мной. У тебя никогда не было Дня Благодарения, если ты не отмечал его в доме Уильямсов. — Он, похоже, не знает, как ответить на мою просьбу, поэтому я прибегаю к единственному приему, который у меня всегда срабатывает. — Ты же не хочешь разочаровать мою маму, правда? Она — то, из чего сделана сладость. Уверена, без нее праздники перестали бы существовать.
Когда вижу, как один из уголков его рта приподнимается в ухмылке, я почти уверена, что выиграла эту битву. Также как и в том, что, возможно, превращаюсь в свою мать. Это, конечно, неплохо, но я не собираюсь говорить ей об этом.
Глава 4
Миллер
Над нашими головами загораются огни, и самолет начинает слегка трясти. Турбулентность —то, что случается время от времени, и меня это не беспокоит. Но Фрост? Я оглядываюсь на него и вижу, как он вцепился в подлокотники кресла, что аж костяшки пальцев побелели.
— Говорит ваш капитан, пожалуйста, пристегните ремни. — Голос разносится по салону, и я бросаю взгляд на Пампкин. — Мы готовимся к посадке в ближайшие двадцать минут, но по пути нас ждет несколько воздушных ям.
Я слышу, как Фрост позади меня ругается по-русски, и оборачиваюсь.
— Все будет хорошо, — говорю я ему, но он поджимает губы.
— Терпеть не могу, когда самолет трясет, — говорит Пампкин, и вижу, как одну руку она прижимает к животу, а другой сжимает подлокотник почти так же сильно, как Фрост.
— Все будет хорошо. — Не задумываясь, кладу свою гораздо большую по размеру ладонь поверх ее и слегка сжимаю. Она поднимает на меня глаза и быстро отводит взгляд.
— Расскажи мне что-нибудь.
— Что тебе рассказать? — растеряно спрашивает она.
— Что-нибудь такое, что отвлечет тебя от мыслей о тряске. — Когда я это говорю, самолет снова набирает скорость, и позади нас раздаются какие-то звуки.
Самолет качает, а бортпроводники пристегиваются к своим местам. Капитан возвращается и говорит, что это ненадолго, но я чувствую не только тревогу и панику Пампкин, сидящей рядом со мной, но и Фроста за моей спиной.
Я поворачиваюсь к ней лицом, но говорю достаточно громко, чтобы брат тоже услышал меня.
— Через два дня День благодарения. Ты уверена, что твоя семья будет рада видеть нас двоих?
— Эм, да. — Пампкин сглатывает, а затем смотрит на меня более уверенно. — Они будут рады познакомиться с вами обоими.
— Da, а ты будешь готовить для меня?
Когда она улыбается, вижу, что румянец на ее щеках появился вовсе не от волнения.
— Да, я приготовлю для тебя.
— Мой брат любит десерты, но я предпочитаю… — Я не спеша окидываю взглядом тело Пампкин, прежде чем посмотреть ей в глаза. — Пикантное.
— На-например? — Она наклоняется ближе ко мне, и я делаю то же самое, будто у нас есть общий секрет.
— Что-то теплое. — Провожу кончиком пальца по контуру ее подбородка, прежде чем прикоснуться к нижней губе. — Что-то декадентское.
Я слышу, как Фрост говорит что-то по-русски, но не обращаю на него внимания, а девушка, кажется, его не слышит. Наклоняюсь к ней так близко, что чувствую чужое дыхание на своих губах и вижу золотые искорки в ее льдисто-голубых глазах.
— Скажи мне, милая Пампкин, у тебя есть что-нибудь подобное для меня? — Если бы я прямо сейчас прижался своими губами к ее, думаю, на вкус это было бы похоже на первый глоток кофе холодным снежным утром. Эта маленькая женщина могла бы вызвать у меня зависимость одним крошечным кусочком.
Глаза девушки медленно закрываются, и я провожу пальцем по ее подбородку к нежной коже шеи. Чувствую, как бьется ее сердце под моим большим пальцем, словно у котенка в моих руках. Я хочу усадить ее к себе на колени и использовать как утешение, которого я был лишен столько лет.
— Спасибо, что летели с нами сегодня, пожалуйста, будьте осторожны, открывая багажное отделение.
Звук голоса стюардессы прерывает возникший между нами момент, и Пампкин открывает глаза и откидывается на спинку кресла. Она заставила меня за́мереть и смотреть, как она отдаляется, и мне совсем не нравится, то чувство разочарования, которое я испытал.
Даже не заметил, как самолет приземлился, и служащие открывают дверь салона. Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда вижу, как пьяный коротышка первым выскакивает из самолета, из-за чего скрежещу зубами. С удовольствием еще разок с ним пообщался бы, как только мы выйдем из самолета.
Я встаю, Фрост пихает сумку мне в грудь, и выходит из самолета без меня. Хочу пойти за ним, но вижу, что Пампкин отвернулась и собирет свои вещи.
— У тебя есть сумка? — спрашиваю ее я, и она кивает, вставая.
— Да, но я сдавала багаж.
— Я пойду с тобой, — говорю я, и это не просьба.
Не понимаю, почему она не смотрит на меня, когда мы выходим из самолета и идем через вестибюль аэропорта. Мне нужно заставить ее улыбнуться и разговаривать со мной так, как это было перед посадкой. До того, как мы чуть не поцеловались.
— Дай мне свой телефон. — Я вижу у выхода Фроста, смотрящего на часы. — Мне нужно идти, но я хочу позвонить тебе.
— Эм, окей. — Она останавливается у ленты багажа, и достает из сумочки телефон.
Я сначала звоню с него себе, а затем сохраняю контакт.
— Я позвоню тебе вечером.
— Послушай, все в порядке.
— Что в порядке? — Я в замешательстве хмурю брови. — Мне не нравится твой тон.
— Я имею в виду, я ценю, что ты убрал этого придурка и поговорил со мной во время полета. Было приятно просто… не знаю… поговорить с кем-нибудь.
— Мне тоже понравился наш разговор. — От моего резкого заявления уголок ее губ приподнимается, и мне это нравится.
