Мне нравится слушать о его жизни. Нравится, как он говорит с такой любовью о своей семье. Я бы хотела познакомиться с ними.

— Расскажи о своем самом любимом воспоминании из детства.

Он смеется, его голос низкий и глубокий, потом ненадолго замолкает, копаясь в воспоминаниях.

— Хорошо, была одна история, — начинает он, его взгляд устремляется куда-то вдаль, пока вспоминает. — У моей младшей сестры был дикий характер, она постоянно вляпывалась в неприятности. Однажды решила залезть на самое большое дерево в нашем дворе, то самое, к которому мама строго-настрого запрещала ей подходить. Я поймал ее, когда она практически добралась до первой огромной ветки, которая висела над землей, а под ней ничего не было.

Я ахнула. Могу представить себе маленькую озорницу, которая не слушает маму и пытается доказать себе, что она сможет.

Его руки оживленно жестикулируют, когда он рассказывает, рисуя передо мной картину.

— И что ты сделал?

— Я мог бы отругать ее и заставить спуститься, чтобы она получила наказание. Но мы и так росли в достаточно строгой семье. Вместо этого я встал снизу, чтобы подстраховать, на случай если она упадет. Но она не упала. Мама называла ее маленькой обезьянкой. Я спросил, почему она не послушала маму и зачем ей нужно что-то настолько опасное.

Ловлю каждое его слово, затаив дыхание. Мне нравится, как он делится этими историями.

— Что она ответила? — спрашиваю шепотом. Я представляю его таким же серьезным, хотя, возможно, в те времена у него все еще была мальчишеская мягкость.

Он улыбается.

— Мы заключили сделку. Она пообещала приходить ко мне, если захочет приключений, а я находил бы безопасный способ сделать это вместе. Это был момент доверия, связь с ней не только как с ее старшим братом, но и как с человеком, которому она не безразлична.

Осознаю, что Марков был бы хорошим отцом.

Нежно касаюсь его руки.

— Это... действительно прекрасно, Марков. Ты показал ей любовь и заботу, а не только строгость. Неудивительно, что ты такой целеустремленный. Ты точно прирожденный лидер — властный, но в хорошем смысле.

Целую его подбородок, слегка колючий от щетины.

— Приму это как комплимент.

— Теперь понятно, почему тебя привлекает определенный... стиль в спальне.

— Да. Мне нравится контролировать ситуацию.

— Ммм.

— А ты, Вера? Расскажи мне. О чем ты мечтаешь? Каким ты видишь свое будущее? Тебя всю жизнь ограничивали. Хочешь ли ты куда-то отправиться? Увидеть мир? Чего ты хочешь на самом деле?

Вздыхаю. Как любительница романов, размышляла об этом. Я прожила столько жизней, затерявшись на страницах своих книг, что проводила больше времени, чем готова признать, представляя, какой могла бы быть моя идеальная жизнь.

— Нет... — медленно начинаю я. Это покажется глупым? — Я мечтаю... о месте, которое смогу назвать своим домом. Четверых детей и двух собак. Дом недалеко от города, чтобы не приходилось долго ехать за покупками, но достаточно далеко, чтобы слышать сверчков ночью и видеть звезды над головой. Одно из тех уютных мест, понимаешь? С верандой и, возможно, качелями и... и хочу, чтобы с веранды был виден закат, — чувствую, как краснею. — Это, наверное, звучит так банально и скучно, да?

— Nyet, — твердо отвечает он. — Это звучит идеально.

Мое сердце сжимается.

— Я хочу знать о тебе больше.

Он смотрит на меня так, будто я единственный человек на земле. Суперсила Маркова — это способность сосредотачиваться с непоколебимым вниманием.

— Ммм? Давай, задавай еще вопросы.

— Почему ты стремишься к подчинению? — тихо спрашивает он, его взгляд, как всегда, уважительный, но в то же время проникающий в самую глубину. Мне нравится, что, находясь со мной, Марков слушает по-настоящему, искренне слышит меня. Не только то, что я говорю, но и то, чего не говорю. Он такой пронзительный, что иногда мне кажется, что быть рядом с ним, все равно что смотреть прямо на солнце. Хочется отвести взгляд, чтобы не ослепнуть. Но именно эта его настойчивость мне в нем и нравится. Его внимание заставляет меня чувствовать себя значимой.

Немного задумываюсь, прежде чем дать ответ. Почему мне так нравится подчиняться? Дело не только в том, что это меня заводит — хотя это определенно так и есть. Однако, все гораздо глубже.

— Не то, чтобы я стремилась к подчинению. Да, мне нравится читать об этом, и меня это возбуждает. Это фантазия. Но я... не сосем уверена, где заканчивается фантазия и начинается реальность.

Он убирает мои волосы со лба и наклоняется, чтобы поцеловать. Закрываю глаза, наслаждаясь теплом, которое разливается по телу.

Сглатываю и продолжаю: — Ты здесь, чтобы защищать меня. Я учусь доверять тебе.

На этот раз он целует щеку, и я застенчиво улыбаюсь.

— С тобой это... не просто возбуждает. Это не просто заводит. Это нечто большее. Это... освобождает, — мой тон становится задумчивым, пока я нахожу слова. — Я посвятила себя учебе. Так долго и усердно трудилась. Это облегчение — довериться кому-то другому, — пожимаю плечами. — Ну и, конечно, это чертовски эротично.

— Ммм, — говорит он. — Согласен. Значит, речь идет о том, чтобы найти силу в слабости.

— Да, именно. Мне кажется, если я смогу доверять тебе... действительно, по-настоящему доверять и позволить себе отдаться тебе... ты сможешь показать то, о чем я только мечтала.

— Но этому еще стоит поучиться, не так ли?

Следующий вопрос так и просится наружу, хотя я морщусь от мысли о том, что могу услышать в ответ.

— У тебя когда-нибудь... была ли другая женщина, с которой ты был близок... как со мной, Марков?

От его мгновенного ответа у меня пересыхает во рту.

— Никогда, Вера. Никогда не было другой женщины, такой как ты, и никогда не будет после тебя. Никогда.

О, Боже. Привет, инфаркт.

— Если ты думаешь...

Внезапный звук уведомления на его телефоне заставляет нас обоих замереть. Марков первым выпрыгивает из постели, хватает штаны и бросает мне мои.

— Одевайся.

Наблюдаю с какой непринужденностью он прикрепляет пистолет к поясу штанов. Это резкое и жестокое напоминание о том, что мне не стоит расслабляться. Я не должна забывать, кто он на самом деле.

Пока мы поспешно одеваемся, он получает сообщение на