Я не знаю, является ли этот звонок его первым шагом к примирению или он думает, что все еще держит меня на поводке, но в любом случае, я не позволю ему подобраться ко мне сейчас, когда я так уязвима.

— Нет, она никогда не будет мной, но это был твой выбор, и теперь ты останешься с ней. Или найдешь кого-то еще. Это не важно, потому что между нами все кончено.

Я представляла себе этот разговор сотни раз, но всегда заканчивала его вопросами «а что если». Что если я пожалею? Что если не смогу взять свои слова обратно?

Но теперь я сказала это вслух и не сломалась. На самом деле, я почувствовала странное облегчение. Джед почти исчез из моих мыслей с тех пор, как я приехала на Аляску.

Все из-за Генри.

Мужчины, который заставил меня пережить все возможные эмоции. В которого я начала влюбляться. Который солгал, причинил мне боль, угрожал мне.

Которого я шантажировала.

Которому, возможно, только возможно, я тоже причинила боль. Потому что иначе зачем ему было так стремительно увольнять Майкла? Почему он так быстро стал таким жестоким?

Это никогда не оправдает того, что он переспал с Рошаной и ее подругой в ту субботу, единственную причину, по которой я вообще оказалась в постели Майкла той ночью. Он, наверное, думал, что я не узнаю. Хотя он, как никто другой, должен знать, как быстро здесь разлетаются сплетни. Камеры повсюду. Глаза повсюду.

А может, ему просто было все равно, узнаю я или нет, потому что он считал, что я просто проглочу это, так же, как проглотила все дерьмо, которое устроил мне Джед.

Если в этой истории с Генри и есть что-то хорошее, так это то, что моя деревенская наивность окончательно развеялась.

— Да ладно, Эбигейл.

Я так углубилась в мысли, что забыла, что Джед все еще на связи.

— Да ладно, что? — Я смахиваю слезу, скатившуюся по щеке. Не из-за Джеда. Из-за жестокого разочарования, которым оказался Генри.

— Ты же знаешь, что мы созданы друг для друга.

Я наблюдаю, как семейство уток плывет вдоль кромки воды, петляя между камнями. Трое утят строго следуют за матерью, а четвертый отбивается, получая сердитый крик, возвращающий его к другим. Только для того, чтобы снова свернуть, будто он хочет идти своим путем.

— Мы были созданы друг для друга, а потом ты разрушил это. И знаешь, что? Думаю, я рада, что ты это сделал. Иначе я бы до сих пор плыла по течению, как та утка, направляясь именно туда, куда хочет моя мама.

Сейчас мне больно и обидно, но я все равно не жалею, что приехала на Аляску. Или что влюбилась в Генри. Хотя, наверное, должна.

Может, я просто превратилась из жалкой в окончательно запутавшуюся.

— Утка? Какая утка?

— Семейство уток на воде! Те самые... — Я закатываю глаза. Зачем я ему что-то объясняю? — Неважно.

— Только не говори, что ты меня больше не любишь. Однажды мы снова будем вместе. Вот увидишь. Ты просто упрямишься, но, осознаешь или нет, все еще ждешь меня.

Джед всегда был слишком самоуверенным. Я настолько привыкла к этому, что перестала замечать. Но теперь это взрывает во мне ту ярость, которая должна была накрыть меня еще тогда, когда он сказал мне ждать его —сохранить себя для него — все те месяцы назад.

— Я не жду тебя! И я Эбби, а не Эбигейл! — Мой голос эхом разносится по заливу, пугая уток и, вероятно, беспокоя постояльцев отеля. Я сбрасываю звонок и засовываю телефон в карман, прежде чем сделать то, что действительно хочу — швырнуть его подальше в воду, чтобы никогда больше не разговаривать ни с кем из Гринбэнка, штат Пенсильвания.

— Значит, она умеет злиться.

Я вздрагиваю от низкого мужского голоса и оборачиваюсь, прежде чем вздохнуть с облегчением.

— Тебе чего, Ронан?

Его ботинки стучат по доскам пирса.

— Ты заняла мое место.

— Твое место?

— Я прихожу сюда каждый вечер после ужина. Так что да, оно мое. — Он опускается рядом со мной, скрестив ноги. В одной руке у него пиво, в другой — сигарета, что удивляет меня, потому что я никогда не видела, чтобы он курил на работе.

— Ладно. — Я пытаюсь встать.

— Да шучу я. Посиди немного. — Он зажимает сигарету губами и чиркает зажигалкой. Встретив мой неодобрительный взгляд, он лишь пожимает плечами.

Мы сидим в тишине, я смотрю на воду, пытаясь запомнить красоту этого спокойного вечера — солнце все еще высоко, вода спокойная и синяя, а Ронан тихо курит, и запах дыма наполняет воздух.

— Ты загрязняешь Аляску.

— Ага, знаю. Но это неотъемлемая часть пива. — Он устраивается поудобнее, и его нога соприкасается с моей.

Я инстинктивно отодвигаюсь, подтягивая колени к груди, чтобы уткнуться в них подбородком и согреться. Вечерняя прохлада уже дает о себе знать, и я жалею, что не надела что-то потеплее.

— Кто это был?

— Никто.

— Никто, которого ты не ждешь?

— Именно.

Он затягивается.

— Значит, он тебе изменил?

Я хмурюсь и прокручиваю в голове свой разговор.

— Кэмми, — подсказывает он.

Отлично. Значит, Ронан некоторое время стоял рядом и слушал.

Я не отвечаю.

— Долго вы были вместе?

— А что?

Он усмехается.

— Ты мне не доверяешь, да?

— С чего бы должна? — Я поворачиваюсь и смотрю в его завораживающие зеленые глаза, в которых искрится веселье. — Я знаю, чего ты хочешь. Видела это воочию, так что не прикидывайся, будто тебе не все равно, пока ищешь мои слабые места.

— Я не говорил, что мне не все равно. И не волнуйся... — Его губы трогает кривая ухмылка. — Я уже знаю тебя вдоль и поперек, включая все твои слабые места.

Я совершенно уверена, что не хочу слышать, что Ронан думает обо мне, и все же не могу удержаться, чтобы не спровоцировать его.

— Сомневаюсь.

Он усмехается, будто слышит вызов. Сделав глоток пива, он выкладывает свои догадки:

— Ты всю жизнь была хорошей девочкой и примерной дочерью с хорошими манерами. Помогала людям, постоянно искала одобрения окружающих, слушалась родителей, учителей, церковь, никогда не хотела никого злить. Мысль о том, чтобы провести целое лето вдали от семьи, даже не приходила тебе в голову. Но потом что-то случилось — связанное с тем парнем, с которым ты разговаривала по телефону, полагаю — и ты решила сбежать как можно дальше. Поэтому ты оказалась на Аляске. Я пока прав? — Он прерывается, чтобы сделать затяжку.

А я изо всех сил стараюсь не разинуть рот.

— Чего я не могу понять, так это была ли ты девственницей до того, как подпустила к себе Аспена, или нет. Держу пари, с тем парнем у тебя все было строго PG-13 или при выключенном свете, в миссионерской позе.

Я не отрываю взгляда от уток, не желая выдавать себя взглядом, хотя щеки горят. Откуда он знает про Майкла?

— Ага. Ты думала, это не всплывет через секунду после того, как ты вышла из столовой? Думала, австралиец будет хранить твой секрет? — Ронан смеется, и мне хочется ударить его. — Хотя, с другой стороны, странно было отдать свою девственность Аспену после того, как ты берегла себя для кого-то особенного дома. Аспен, конечно, запал на тебя, он не переставал говорить о тебе с тех пор, как вы встретились у Вульфа. Но ты не из тех, кто просто берет и трахается с первым встречным, как бы тебя ни задело то, что ты застала нас с твоими соседками. Кстати, тебе понравилось смотреть?

— Ты... ты извращенец. — Интересно, какое у него было детство. Наверняка ужасное. Его родители, наверное, преступники или наркоманы.

Он ухмыляется.

— Это сейчас ты так думаешь. Но когда перестанешь стыдиться того, чего хочешь, поймешь, что дружба бывает разной.

— Этого не произойдет. — Я пытаюсь встать.

— Я видел твой взгляд, Эбби. Можешь врать себе, но мне не стоит. Тебе было не просто любопытно. Ты так расстроилась не из-за этого. Кто-то другой тебя ранил. Причинил сильную боль.

Мне не нравится опасный тон его голоса. Будто он знает что-то, чего не договаривает.

Он снова затягивается.