— И так же красиво и горячо предал, — проворчала Элька, стягивая с себя тонкий капрон колготок. Тело желало свободы.
— Эля…
— Мам, ты его до сих пор любишь?
Вопрос прозвучал слишком резко. У неё к Николаю Соколовскому было собственное отношение. И перебороть то не получалось. Да и нельзя такое не забыть, ни из памяти выкинуть. Даже в дальний закоулок запихнут не вышло. Хотя уже пять лет прошло.
— Не важно, что чувствую к нему я, — последние несколько лет старались вообще о прошлом не вспоминать. Что вдруг сейчас произошло… — Важно, что ты — его дочь. И должна…
— Ты — бывшая жена, родившая ему эту самую дочь, — очень не хотелось грубить матери, только тема причиняла слишком много боли, возвращая в памяти события минувших пяти лет. — Он послал к черту нас обеих, как только мне исполнилось восемнадцать. Ради сделки продал, как вещь. Даже слушать не хочу.
Слишком высокая тональность. Вот-вот хлынут слезы. Каждый раз такое происходило, когда память накатывала.
— Прости, — кажется, и Наталья Семеновна поняла, что слегка перегнула палку, об отце, прекрасно знала, с дочерью лучше было не говорить. — Давай оставим, — предложила миролюбиво, осторожно спросив, — Что Игорь хочет, могу спросить?
— Вернуть, — чуть не брякнула «долг», вовремя остановилась, мастерски выкрутившись, — Меня, прошлое. Говорит, забыть не может.
Да и почти не лгала. Просто про долг этому человеку маме знать совершенно ни к чему. Не поймет. Ведь заверила два года назад, что помощь спонсоры оказали. Какие к черту спонсоры, когда и сбора-то не объявлялось. И если бы не Рубальских… Не ждала от него подобного поступка. Только вспомнил о нем именно сейчас, когда жизнь начала налаживаться…
— А ты?
— А что — я? — пожала плечами Эльвира. — Он для меня, как кошмарный сон. Никак в прошлом не останется. С Аристовым мне страшно. Но это другой страх. Человек старше на много. Но ни к чему меня не принуждает. Ничего не требует. В ЗАГС готов был хоть на следующий день после знакомства. Согласился подождать, пока немного привыкну к нему. Чувствую себя должной и обязанной со всех сторон, а он ведет себя так, словно… — секундное раздумье и последовавшее затем признание. — Знаешь, я ответила согласием, но не уверена, что тоже правильно сделала. Он жесткий, категоричный, волевой.
— Если дал время, имея возможность решить вопрос незамедлительно, значит не такой уж и жесткий. Не все подонки. Познакомишь нас?
Сговорились они, что ли?! Только с Аристовым получилось уйти от настойчивой просьбы знакомства с будущей тёщей, так эта самая «тёща» подняла вопрос. Что ж им всем так неймется-то?! Не готова она еще к столь решительному шагу. Сама понять не могла, что сдерживает.
— Прямо немедленно? — попыталась сыронизировать Эльвира.
— Как храбрости наберешься, — понимающая улыбка задержалась на лице Соколовской. — Только не как с Игорем своим, чуть не в день свадьбы.
— А то это что-то изменит? — Эльвира постаралась придать голосу хоть какую-то ровную тональность. Очень хотелось прошлое оставить в прошлом.
— Сердце матери не обманешь. Оно неладное почувствует сразу, — напомнила она, задерживая на дочери внимательный взгляд. — Эля, мне кажется, проблема у тебя куда серьезнее, чем размышления над предложением брака и жесткостью кавалера. Я сейчас очень жалею, что позволила тебе тогда забрать заявление и изменить показания, — продолжал уверенно-спокойно звучать ее голос. — Не о контрактах Соколовского надо было думать, а о тебе. Возможно, и Игоря в твоей жизни не было бы. И клиники. И сейчас от самой себя не пыталась бы спрятаться.
У самой однажды тоже мелькнула подобная мысль. Однако отогнала ту решительно прочь. Не могла в то время поступить по-другому. Что могут сделать две слабые женщины против всесильного и почти всевластного мужика, у которого никаких принципов. Который ради собственной выгоды готов самым ценным и родным поступиться — семьей.
— Мам, отец убил бы тебя, да и меня тоже, — решительно прозвучало замечание. — А потом обставил бы всё, как какой-нибудь несчастный случай. Я тогда всё сделала правильно, — поднявшись с дивана и захватив снятые колготки, обернувшись в дверях своей комнаты, закончила, — Давай спать.
Уже забравшись в кровать, обратила внимание на «висевшее» в телефоне не открытое сообщение. Улыбнулась, прочитав: «Спасибо за вечер. Надеюсь — не последний. Отдыхай, Листик». Листик… Вот так её точно никто никогда не называл…
Глава 27. Не отпускающее прошлое
— Костя, ты понимаешь, что и после смерти, твоя бывшая продолжает тебя топить? Не понимаю, в чем затык.
Седых снова «свалился» в клинику. Так и вертелся на языке вопрос относительно его так называемого прикрытия. Не то, что, как на работу, как домой уже заглядывает. Просто удивительно, как Рубальских ничего не видит и не замечает. Личный шофер у кровного врага без конца пропадает.
— Человека в живых нет уже два года, — сухо обронил Аристов, оборачиваясь от окна своего кабинета. — Пепел в урне.
Два года назад думал, со смертью Натальи и история уйдет в прошлое, забудется. Но слишком много вопросов осталось. Большинство — до сих пор не решаемых. А если и решаемых, то вот таким вот, непопулярным методом. Где совесть с обязательствами рядом стоят.
— Отлично, значит, можешь спать спокойно, разрешения на эксгумацию не попросим, — выдал очередную реплику гость.
С минуту Аристов ошарашено смотрел на друга-родственника. Нет, он, конечно, хотел, в конце концов разобраться с происходящим. Особенно теперь, когда замаячили перемены в личной жизни.
— Ник, для чего вам это? — спросил, чуть прищурившись. — Что вам даст доступ к активам? Ты понимаешь, что есть понятие коммерческой тайны? — продолжал он, щелкая зажигалкой и, прикурив сигарету, включая вентиляцию. — Я по миру пойду, если начну направо и налево раздавать явки и пароли.
— Никто тебя этого делать не просит, — с плохо скрываемым раздражением обронил Николай. Вот столкнуться с упорством Аристова как-то не ожидал. — Кость, ты же понимаешь, что наши спецы могут и сами прогуляться по твоим финансам, — напомнил на всякий случай. — И, так думаю, нароют много интересного и сомнительного для закона.
Последствия брака, черт бы тот побрал. Как там говорят — знать бы, где упадешь, заранее соломки подстелить. Даже не предполагал, начиная восемь лет назад отношения, во что всё, по итогу, выльется. Третий год пытался на ровную прямую выйти. Не получалось. Удавка только сильнее затягивалась.
— Мы людям помогаем, не забыл? — жёстко прозвучал вопрос.
— В курсе, — с готовностью, утвердительно кивнул Седых. — Только я ещё и в курсе того, что благодаря жене, ты втянут в серые схемы с выводом в офшоры, — напоминание как нельзя, кстати. Главное же — не поспоришь! — И доказать твою непричастность, на данный момент, практически невозможно. Ты же вставляешь палки в колеса. Слышал про такое: помощь следствию? — продолжал дожимать так называемый родственник. — Коста, я сейчас с тобой тут говорю, по-родственному, по-дружески, если претит родство. Ребята из соответствующих структур разговаривать по-другому будут. Закроют ведь на долго. Или решил Рубальских для начала подарить концерн, а потом и бабу?
— Слова подбирай, не о шлюхе говоришь, — резко оборвал собеседника Константин, глянув на мигнувший на подоконнике экран мобильного.
Слегка изогнув бровь, не обращая внимания на находящегося в кабинете Седых, со словами:
— Да, Эля, слушаю! — снял трубку, по привычке ответив казённым тоном.
Не видел растерянности Эльвиры, с телефоном в руке, на какое-то мгновение, застывшей у окна своей маленькой комнатки. Зачем вообще было звонить, — мелькнула у неё мысль. Вполне хватило бы сообщения. Как сама сразу не догадалась посмотреть на часы…
— Ты всегда вовремя, если только я не оперирую, — не обращая внимания на удивленно-ироничную мимику гостя кабинета, заверил Аристов, прерывая извинения Соколовской на предмет несвоевременности звонка. — Что-то случилось?
