Элизабет МАКНЕЙЛ
Девять с половиной недель
"9 1/2 weeks"
Перевод Г. Руденко
Первый раз, когда мы были с ним в постели, он держал руки за моим
затылком. Это мне понравилось. Он тоже мне
очень понравился. Он был необычен, преисполнен романтики, странен и блестящ,
говорил он об очень интересных вещах. И
дал мне огромное наслаждение.
Во второй раз он поднял платок, который я, раздеваясь, бросила на пол,
улыбнулся и сказал:
- Хочешь, я завяжу тебе глаза?
Со мной никто никогда так не поступал в постели. Это мне тоже
понравилось. И он сам понравился еще больше,
чем в первый раз, понравился до такой степени, что уже после всего, чистя зубы,
я все время улыбалась своему отражению в
зеркале: я и вправду нашла чудесного любовника.
В третий раз я получила от него многократный оргазм. Я уже больше не
могла - он вышел из меня десятый раз, - и
я услышала свой собственный голос, который, как бы паря над постелью, умолял его
продолжить. Тогда он взял меня снова.
Я начала влюбляться.
В четвертый раз, когда я была так возбуждена, что не могла больше ни о
чем думать, он снова воспользовался моим
платком, чтобы связать мне руки. В то же утро он прислал мне на работу
тринадцать роз.
* * *
Воскресенье. Май близится к концу. Я провожу вторую половину дня с
подругой, которая недавно ушла с нашей
работы. К нашему великому удивлению, видеться мы в последние месяцы стали чаще,
чем в то время, когда работали
вместе. Она живет в центре, и рядом с ней есть ярмарка. Мы гуляем, болтаем,
бродим туда-сюда, завтракаем. Она покупает
себе хорошенькую серебряную коробочку в отделе, где продают старую одежду,
разрозненные книги, огромные картины,
изображающие грустных женщин (их розовые губы обведены по краям акриловой
краской) и множество других вещей,
которые принято называть "антиквариатом".
Вдруг я подумала, не стоит ли мне вернуться к прилавку, на котором я
видела кружевной шарф. Подруге моей он
показался "невзрачным" и "грязным".
- Я знаю, что он грязный, - говорю я, повышая голос, чтобы она меня
услышала в уличном шуме. - Но представь,
каким он станет, когда я его постираю и выглажу!
Она оборачивается, прикладывает правую руку к уху и показывает мне на
женщину в мужском костюме, которая
увлеченно рассматривает старые барабаны.
- Представь себе его чистым и глаженым. Я и вправду считаю, что это
хорошая покупка.
- Тогда возвращайся немедленно. Иначе его купит кто-нибудь другой, и пока
ты будешь разговаривать с
продавщицей, он уже будет выстиран и выглажен.
Я с досадой гляжу на какого-то человека позади себя и пробую догнать
подругу, которая не стала меня ждать. Но с
места мне не сойти. Медленное, ленивое движение толпы прекратилось, она
неподвижна. Как раз передо мной трое
малышей лет около шести облизывают тающее итальянское мороженое. Около прилавков
к барабанщику присоединяется
какой-то гитарист.
- Это ярмарка под открытым небом первая нынешней весной, - говорит кто-то
слева мне на ухо. Я думаю, что
нужно пойти и купить этот шарф.
Сияет солнце. Воздух еще не очень прогрелся, скорее, он пахнет теплом.
Небо сияет и воздух чист, как над каким-
нибудь городишкой в Миннесоте. Мальчик, который стоит передо мной, должно быть,
попробовал мороженое у всех своих
приятелей. Очень приятное весеннее настроение.
"Я знаю, что шарф невзрачный, - думаю я. - Но это все же хорошая работа,
и за четыре доллара... Столько стоит
билет в кино. Думаю, что я куплю его".
Но двинуться с места уже просто невозможно.
Передо мной стоит мужчина, он улыбается мне, я - ему. Он без темных
очков, волосы падают ему на лоб. Когда он
говорит (и еще больше, когда он улыбается), лицо его просто интересно. Я думаю,
что он, скорее всего, не слишком
фотогеничен, особенно если примет серьезный вид. На нем немного потертая розовая
рубашка с закатанными до локтя
рукавами и широкие брюки цвета хаки (по крайней мере, это не гомосексуалист: те
всегда носят узкие брюки), теннисные
туфли, но носков нет.
- Я вас провожу, - говорит он. - Найдете вы в конце концов свою подругу.
В двух-трех кварталах отсюда народу
меньше. Конечно, она могла уйти, но...
- Нет, - говорю я ему. - Она живет недалеко отсюда.
Он прокладывает дорогу в толпе и кричит мне через плечо:
- И я тоже! Меня зовут...
* * *
Сегодня четверг. В воскресенье и понедельник мы обедали в городе. Во
вторник - у меня, в среду были на
вечеринке у одной из моих сотрудниц, где нам подавали колбасу и копчености от
Зейбара. Но сегодня вечером он
приготовил обед у себя дома. Пока он режет салат, мы болтаем на кухне. Он не
захотел, чтобы я ему помогла, налил мне
стакан вина и стал спрашивать, есть ли у меня братья и сестры. Вдруг зазвонил
телефон.
- Сегодня вечером? Нет, нет, это меня не устраивает. Это идиотство
подождет до завтра.
Потом он долго молчит, строит гримасу, качает головой и наконец
взрывается:
- Вот дерьмо! Ну ладно, приходи скорее, только ненадолго, я занят
сегодня...
- Ну, мерзкий тип! - ворчит он, и вид у него раздосадованный и
огорченный: - Я хотел, чтобы он оставил меня в
покое. Он неплохой парень, мы иногда вместе пропускаем по стаканчику... Но у нас
нет ничего общего, разве что в теннис
мы играем в одном клубе и ишачим в одном заведении. Он часто затягивает работу,
а потом ему приходится брать ее домой.
Он зайдет в восемь часов. Вечно одна и та же история: работа, которую он должен
был сделать две недели назад, не сделана,
и он паникует. Я в самом деле очень огорчен. Мы пойдем в спальню, а ты можешь
остаться здесь и посмотреть телевизор.
- Я предпочитаю вернуться домой, - говорю я ему.
- Вот этого я и боялся! Нет. Останься. Мы сейчас поедим, а потом ты
постараешься убить время, час или два.
Позвони матери, какой-нибудь подруге. У нас впереди будет еще целая ночь. Он
точно уйдет до десяти часов. Хорошо?
- Я никогда не звоню матери, чтобы "убить время". Впрочем, сама идея
убивать время мне отвратительна. Два
часа... Если бы у меня с собой были хотя бы мои бумаги...
- Ну, тогда разберись вот с этим, - говорит он, протягивая мне портфель с
таким услужливым видом, что я начинаю
хохотать.
- Хорошо. Найду себе что-нибудь почитать. Но в спальню пойду я. Не хочу,