Мы вышли в пластичную серость — я и Агния, — и рокот моторов в небе оглушил нас. Резкий порыв ветра. Рев. Сквозь тучи, на мгновение выскользнув из тумана, блеснул стальной корпус дракона военного флота — беспощадной машины убийств. Взблескивали и вновь гасли в густом тумане стальные корпуса, крылья, хвосты машин. Эскадрилья, которой, казалось, не будет конца и края, держала курс на столицу.

— Что происходит? — спросил я, но уже знал ответ — я слышал его сегодня утром по настигнувшим меня протуберанцам барахлящей радиоточки.

Мои мысли были печальны: Лев, старина, ты совершил невозможное — стал новым святым и, черт тебя возьми, сделал, сделал это, замариновал белозубого лживого индюка в кислоте… Отправился в лучший мир.

А мое место, старина, друг, брат… мое место здесь, среди неба, отражающегося в миллионах осколках под ногами. С моей невестой на руках. Я держал в руках все самое дорогое, что у меня когда-либо было.

Агния притянула меня к себе и поцеловала, ее слюна была чистым огнем, кислотой. Я держал в руках обтекаемую татуировку с огнем вместо волос, чья оболочка ползала. И у нас скоро будет ребенок — посев перламутра внутри меня, получивший особый уход. Получивший папу и маму.

— Война, — ответила она, нежно улыбаясь. Ее глаза были сеткой из пикселей.

Щелчок за спиной. Характерный звук. Знаю, зря я оставил дробовик, но это уже не суть важно, так? Просто не имеет значения, вот и все.

Я крепче прижал к себе Агнию и закрыл глаза. Я хотел забрать ее на мост через Канал Грешников — туда, где наши взгляды впервые встретились.