простуды, а взрослых хоронят, не зная, что можно было вытащить. Чего уж — повитуха да три отвара на всех.
Я тогда только кивнула, но слова ее засели в памяти. Запали в сердце, как горячий камень в снег.
Теперь, стоя у облезлых створок ворот, я поняла — да, я хочу этого. Хочу помогать людям. Если я смогу облегчить чью-то боль или спасти хоть одну жизнь — это будет иметь смысл.
Я подошла ближе, и ворота возвысились передо мной кованным изваянием древности. Когда-то, должно быть, они были внушительными и надежными. Теперь же — печальное зрелище: изогнутые от времени прутья, язвы ржавчины, расшатанные крепления, облезлые петли, из которых при каждом дуновении ветра доносился жалобный скрип.
Пальцы невольно сжались. Вот он, мой первый враг — не чужой солдат или придворный змей, а ворота в собственный дом.
Я коснулась металла ладонью. Холод пробежался по коже, как предупреждение. Магия откликнулась сразу — сдержанная, слабая, будто тоже сомневалась в себе. Я вдохнула глубже и подняла вторую руку, вспоминая базовые формулы. Память подсказывала слова, когда-то наизусть вызубренные в старой библиотеке академии. Я не произносила их вслух — они жили внутри меня, звучали в крови.
Поток зародился в районе сердца. Я ощущала, как он стремится по телу, направляется венами и выходит из пальцев — тепло, напряжение, тонкое дрожание, будто тяну серебряную нить из самой себя.
Но что-то пошло не так.
Металл зашипел. Под моей ладонью он потемнел, и прямо на глазах по нему стали ползти пятна ржавчины — не исчезать, как я ожидала, а множиться.
Ветвиться, как язвы.
Тонкие прутья застонали — один с легким скрежетом треснул у основания, словно сдался.
— Нет… — прошептала я, отшатываясь. Паника кольнула в грудь. — Нет-нет-нет!
Магия не слушалась. Мои пальцы горели, как будто я сунула их в пламя. Сердце колотилось в висках, а в голове пульсировала мысль: « Я все порчу. Даже это» .
Я сделала шаг назад. Закрыла глаза. Заставила себя замереть и какое-то время стоять в тишине, слыша только свое дыхание.
Нужно было вспомнить основы.
Не силу дави, а форму направляй. Не дави, веди. Магия не любит паники. Магия — как ручей, ей нужен путь.
Я вернулась к воротам и сосредоточилась вновь. Внутри себя выстроила схему — простую, без изысков.
Крепость. Плавность. Целостность.
Я направила поток иначе — мягче, но настойчивее. Не толчок — течение.
Металл стал оживать под моими ладонями. Ржавчина отступила, как будто ее стирала невидимая кисть. Треснувшие прутья срослись, затянулись свежей, гладкой поверхностью. Петли утолщились, выпрямились, засияли темным блеском. Все происходило медленно, почти неощутимо — но верно.
Словно сама магия поняла, что я не враг, а помощник.
Я держалась до последнего. Пока все не закончилось.
Мир качнулся. Ноги подкосились. Я едва не упала, схватившись за край ворот. Тело дрожало, а в пальцах жгло так, будто я опалила их огнем. Ладони были липкими от пота, но в них еще звенело — магия отзывалась эхом.
Я подняла голову — и замерла, перестав дышать.
На перекладине новехоньких ворот сидел черный ворон. Невыносимо черный, как ночное небо без луны. Его правая лапа была помечена широкой дужкой серебристого металла. Птица смотрела прямо на меня. Не как зверь. Как существо, которое понимает .
Я не могла отвести глаз. Птица не шелохнулась, только медленно наклонила голову — как будто всматривалась в меня так же пристально, как я в нее. В ее черных, холодных глазах-бусинах не было ни страха, ни интереса. Лишь молчаливая, чужая осознанность. Как будто кто-то смотрел через нее .
Мой затылок защипало, будто в волосах пробежал маленький разряд молнии.
И в этот момент тишину рассек смех — звонкий, детский, слишком живой для этого тяжелого, мрачного двора. Это выскочили из замка дети Тиллы — девочка с каштановыми косами в две косы и мальчик в заляпанной рубахе. Они смеялись, догоняли друг друга, направляясь прямо к воротам, где я стояла, прижавшись к железу.
Ворон шевельнулся, расправил крылья. И, словно тень, взмыл в воздух.
Он не каркнул. Не метнулся в сторону, как обычные птицы. Нет. Он поднялся плавно, точно знал, куда летит. Прямо в небо, исчезая среди серых облаков.
Детские голоса быстро отдалились, а затем вовсе стихли в недрах замка. Я же долго еще смотрела вверх.
Что это было?
Ничего. Просто птица — они летают, где хотят, ведь так? Может, он заплутал, сбился с пути. Просто сел отдохнуть.
И выбрал мои ворота.
Я прикрыла глаза. Под веками вспыхнули образы — железо, ожившее в моих руках, ржавчина, уходящая прочь, жжение в пальцах, и — ворон.
Нет. Это совершенно точно не было «просто».
Глава 5
Прошло две недели с того дня, как я обновила ворота. Наступил ноябрь, и первые налеты изморози ложились по утрам на камни внутреннего двора. Где-то в щелях скрипели сквозняки, в каминах потрескивали поленья, а я все еще помнила, в каком ужасном состоянии я провела несколько суток после использования магии. Я чувствовала себя так, будто с меня содрали кожу.
Я не помнила, как добралась в тот раз до своей спальни. Помню только хруст камня под подошвами, рев ветра в ушах и ту странную ломоту в костях, как будто каждая кость в моем теле треснула. А потом — темнота. Тягучая и пустая.
Очнулась я уже в постели, под несколькими шерстяными одеялами, с сухостью во рту и пустотой в мыслях. Магия… Я не прикасалась к ней годами. Не тянулась, не ощущала, не позволяла себе быть частью потока. А когда открыла шлюзы — тело оказалось не готово.
Как старая река, которую запрудили, и когда плотину прорвало — поток унес все. Я думала, будет иначе. Я думала, вспомню — и все вернется. Но вместо этого меня едва не выжгло изнутри.
Я попыталась приподняться, но голова закружилась, и я откинулась обратно. Через несколько минут дверь скрипнула — я узнала легкий шаг и запах сушеной лаванды.
Ания.
— Госпожа, вы проснулись! — в голосе дрожала радость. — Слава Свету! Я уж думала…
Она поставила на прикроватный столик глиняную чашу. Пар от отвара — пряный, чуть горький — щекотал нос.
— Пейте. Только осторожно. Это чтобы силы вернулись… Вы три дня не приходили в себя, и ничего не ели.
Я с трудом поднялась, взяла чашу, обхватив ее пальцами, и посмотрела на