— Как?

— Хитростью. Придет, когда город празднует День всех святых. Стража пьяна, ворота открыты для паломников. Войдет как нож в масло.

Рагнар задумался, потирая подбородок. Его пальцы скользнули по светлой бороде, заплетенной в косички.

— Умно. А что потом?

— Потом Мерсия. Король Бургред бежит в Рим. Потом Восточная Англия — король Эдмунд будет расстрелян стрелами. Останется только Уэссекс.

— И он устоит?

— Да. Альфред Великий. Единственный английский король, которого назовут Великим. Он остановит викингов. Не победит, но остановит. Заключит мир, разделит Англию пополам.

— Почему ты рассказываешь мне это? Я же враг англичан.

Я посмотрела на него. Пот блестел на его лбу, несмотря на холод — капельки как роса. Светлые волосы выбились из кожаного шнурка, которым он их стягивал, прилипли к вискам. И шрам на брови казался белее обычного на покрасневшей от холода коже.

— Ты не мой враг. И потом... история уже написана. Даже если ты используешь эти знания, не думаю, что сможешь что-то кардинально изменить.

— Но мою смерть изменить можно?

— Надеюсь. Твоя смерть — маленькая деталь в большой картине. А вторжение Великой армии — это сама картина.

Он встал, солома зашуршала под его сапогами. Протянул мне руку, помогая подняться. Ладонь была теплой и сухой, несмотря на холод.

— Покажи мне еще раз правильный хват.

Я взяла нож. Рукоять была скользкой от пота. Он встал сзади, близко, очень близко. Накрыл мою руку своей, поправляя положение пальцев. Его грудь прижималась к моей спине, я чувствовала биение его сердца. Дыхание щекотало ухо, поднимая волоски на затылке.

— Чувствуешь? Нож — продолжение руки. Не отдельный предмет, а часть тебя.

Чувствовала. Но не нож. Чувствовала его тепло сквозь тунику, его силу в руках, обхвативших мои запястья. Его запах — кожа, железо и что-то травяное, может, можжевельник из бани.

— А теперь удар. Не рукой — всем телом. От бедра.

Он направил мое движение, его бедро прижалось к моему, задавая импульс. Нож вонзился в соломенную мишень по самую рукоять с глухим звуком.

— Вот так. А теперь сама.

Следующий час я била по мишеням, пока рука не онемела окончательно. Пальцы сводило судорогой. Рагнар поправлял, показывал, иногда касался — поправить стойку, изменить угол. Каждое прикосновение обжигало даже через одежду, оставляя призрачное тепло.

— Лучше, — наконец сказал он. На мишенях зияли дыры от ударов, солома вываливалась наружу. — Завтра продолжим. А сейчас... расскажи мне о себе. О твоей жизни в будущем.

Мы снова сели на солому. На этот раз ближе — наши плечи почти соприкасались.

— Что рассказать?

— Всё. Где ты жила? Что делала? Была ли замужем?

— Я жила в большом городе. Санкт-Петербург. Там живет пять миллионов человек.

— Пять... миллионов? — он нахмурился, пытаясь осмыслить число. — Это сколько?

— Представь тысячу таких поселений, как твое. И умножь на сто.

— Невозможно. Как они все едят? Где живут?

— Дома в моем времени высотой с гору. В одном доме могут жить сотни семей.

— Как муравейник.

— Примерно. А работала я... изучала прошлое. Твое время. Искала вещи, которые остались от викингов, и пыталась понять, как вы жили.

— И поэтому ты здесь? Боги решили показать тебе?

— Не знаю. Может. Или это просто... случайность.

— Нет случайностей. Всё имеет причину. Ты здесь, потому что должна быть здесь. Может, чтобы спасти меня. Может, для чего-то большего.

— А может, чтобы умереть в чужом времени.

Он повернулся ко мне, лицо стало серьезным. Морщины у глаз углубились.

— Ты не умрешь. Я не позволю.

— Ты не можешь обещать это.

— Могу. Я ярл, мое слово — закон. Пока я жив, ты под моей защитой.

— А когда ты умрешь?

— Если, — поправил он, голос стал жестче. — Если умру. Ты же собираешься это изменить.

Я молчала. Как объяснить, что чем больше я узнаю его, тем страшнее становится мысль о его смерти? Месяц назад он был просто строчкой в хронике. Теперь...

— У тебя был мужчина? В твоем времени?

Вопрос застал врасплох. Я почувствовала, как загорелись щеки.

— Были... отношения. Но не муж.

— Почему?

— Я выбрала карьеру. Науку. Это было важнее.

— Важнее семьи?

— В моем времени женщина может выбирать. Не обязательно выходить замуж и рожать детей.

— Странное время. Женщина без мужа и детей — что дерево без плодов.

— Или дерево, которое растет ради себя самого, а не ради плодов.

Он рассмеялся. Громкий, искренний смех, эхом отразившийся от стен амбара.

— Торунн тоже спорила. Говорила, что женщина-воин стоит троих мужчин, потому что ей приходится доказывать право сражаться.

— Ты любил её?

— Да. Как любят бурю — со страхом и восторгом. Но буря прошла. И я думал, что больше не полюблю. А потом явилась ты.

Я замерла. Сердце пропустило удар.

— Рагнар...

— Знаю. Ты из другого мира. Я умру весной. У нас нет будущего. Знаю. Но сердцу не прикажешь.

Он поднял руку, коснулся моей щеки. Пальцы были теплыми и шершавыми от мозолей.

— Когда ты зашивала Эйнара, руки не дрожали. А сейчас дрожишь.

— Холодно, — соврала я.

— Нет. Не поэтому.

Он наклонился ближе. Я чувствовала его дыхание на своих губах — теплое, пахнущее медовухой. Еще чуть-чуть, и...

— Ярл! — дверь распахнулась с грохотом, ударившись о стену. Снег ворвался внутрь вместе с воином. — Корабль идет!

Рагнар выругался по-древнескандинавски так витиевато, что я покраснела, хотя половину слов не поняла. Что-то про козлов, молот Тора и чьих-то предков.

— Чей корабль? — рявкнул он на вошедшего воина. Тот сжался под его взглядом.

— Ивара Бескостного. Он прислал посла.

Рагнар встал резко, вся нежность момента испарилась как утренний туман.

— Раньше, чем ты предсказывала, — сказал он мне.

— История не всегда точна в датах.

— Или Ивар знает что-то, чего не знаешь ты. Идем. Хочу, чтобы ты была рядом, когда буду говорить с послом.

— Зачем?

— Ты знаешь будущее. Может, поймешь, что он задумал.

Мы вышли из амбара. Снег валил крупными хлопьями, мгновенно покрывая волосы и плечи белым покрывалом. У причала покачивался драккар с головой дракона на носу — резная