— Есть, конечно. Просто его нет у нашей семьи и в нашей конкретной стране. Его привозят лишь торговцы и его с руками отрывают у них модницы, — охотно поделилась я сложностью, с которой столкнулась, когда интересовалась янтарем вскользь.

— Но ты к ним не относишься, так?

— Я считаю ниже своего достоинства устраивать торги ради покупки очередной побрякушки, которую я и носить-то не буду.

— Как не будешь? Тогда зачем ты его собирала сейчас с азартным блеском в глазах? Неужели жадность проснулась?

Рольф рассмеялся в голос от появившегося на лице Зефта детского непонимания. Конечно, мы знакомы с ним мало, но разве он не заметил, что я не ношу в обычной жизни украшения? Балы, приемы, встречи — это другое. Там меня обязывает этикет, регламентирующий пусть не все, как было в прошлом мире в исторических романах, но многое относительно моего эмансипированного времени.

— Она будет им любоваться. Положит в шкатулочку и поставит на своем столе так, чтобы каждый, кто решит оглядеться в ее кабинете, увидел такую редкость в большом количестве и без лишнего золота или серебра.

— Неожиданно.

Откинувшись на мужа, я сползла головой с плеча на его живот и подняла один из кусков янтаря к лицу так, чтобы любоваться игрой солнечного света на его гранях. Душа ликовала и хотела петь. В этот раз я не стала себя останавливать.

Ближе к моим тридцати, когда душа требует романтики, а дома ждала лишь пустая холодная кровать, я часто смотрела мультики Дисней, где всегда был счастливый финал и огромная любовь между главными героями. В голове всплыл куплет песни Анастасии из одноименного мультфильма:

— «Зеркала в янтаре

Мой восторг отражают,

Кто-то пел на заре,

Дом родной покидая.

Будешь ты в декабре

Вновь со мной, дорогая…».

Мелодию я, скорее всего, переврала, но мужчины слушали внимательно. Кажется, даже ожидали продолжения, но я не помнила, какие слова звучали позже. Отвела душу и замолчала, продолжая прокручивать эти строки в голове.

— Красиво… Эту песню я так же не смогу найти, сколько не буду расспрашивать у менестрелей, которые попадутся на моем пути? — поинтересовался Зефт, поняв, что более выступлений я не планирую.

— Думаю, что да. Моя жена уникальна, как и ее песни, — погладив меня по волосам, ответил ему более осведомленный, откуда я черпаю столь необычные песни, муж.

— И никакая детская травма не мешала ей сейчас.

Усмехнувшись, я повернулась к нему лицом и отвлеклась, наконец, от камня в моих руках.

— Нет, конечно. Я просто ненавижу, когда меня к чему-то принуждают. Очень не люблю. Поэтому стараюсь просчитывать моменты, как было с пением для увеселения посторонних мне людей.

— Я поверил твоим словам. Было натурально, с чувством.

Привстав, я погладила Зефта по ноге.

— Ну, прости. Ты хороший и семья твоих родственников замечательная. Просто мне претит принуждение в любом его проявлении. Меня воспитали слишком вольной личностью. Не ограничивали не только в средствах, но и в выборе линии поведения. Все предприятия, которые отдавали мне для обучения, не трогали, пока я сама не просила совета. Но и после того, как получала таковой, и обычно не один, выбирала, как именно поступить, только я сама. Так прошли многие годы.

Взяв мою руку в обе ладони, мужчина гладил пальцы, словно лаская меня. Отпускать их он явно не планировал. Однако, мне было приятно и отказываться от невинной ласки я не собиралась. Солнечный, погожий денек, мы на необитаемом острове, где никто не следит за приличиями, обсуждая мою мнимую распущенность.

— Я прекрасно понимаю. Свобода пьянит, к ней быстро привыкаешь, а дальше любое ее ограничение встречается в штыки.

Рассмеявшись, Рольф разбил наше уединение, привнеся в него нотку веселья.

— На вашем фоне у меня ангельский характер. Ни с кем не ссорюсь, не развожу тайны, — подшутил над нами муж. Подхватил меня, он пересел так, чтобы я оказалась сидящей между ними, и взял мою вторую руку. Он словно разделял меня с претендентом в мужья, в очередной раз подталкивая к принятию положительного решения.

— Не верь этому хитрецу. Он только на первый взгляд такой весь простой. А на самом деле легко стал помощником Грольдона, к которому теперь прислушиваются все, включая советников принца. Перед тобой своего рода серый кардинал Саравии, правда, пока не получивший в свои руки настоящую власть.

— Да, я такой, и ради своей семьи буду руководить хоть принцем, хоть самим королем. Плевать мне на остальных и их мнение. Самым важным в моей жизни будет не страна, а ты и наши дети.

— Хорошо сказал. Нужно запомнить. Правители, они всегда требуют полной отдачи для исполнения их замыслов. Пусть и порой грандиозных, служащих общему благу, но я сам буду защищать ту, которую люблю. Тебя Тиана, а не мою тетю.

Сердце встрепенулось на прозвучавшее признание, и я смогла лишь кивнуть головой. Какой же он искренний. Ни я, ни мой муж такими быть уже не сможем. Мы другие. Более черствые, что ли?

А может, мы просто слишком многое держим в себе, повидав жизнь и пропустив все невзгоды через себя, позволив им ранить нас основательно. И вот перед нами он, тот, кто умеет отпускать боль, смахивать, подобно хлебным крошкам со стола, свои обиды. В наших глазах нет того юношеского азарта и ожидания чуда. Он сам именно что чудесный.

— Поцелуй его, — змеем-искусителем прошептал мне на ухо Рольф. — Ну же, я же вижу, что тебе хочется. Смелее.

Сдавшись, я потянулась всем телом и прикоснулась губами к обветренным и слегка шершавым губам. Отстранившись, заглянула в удивленное лицо Зефта, и тут же обернулась к тому, на месте которого стала бы ревновать. Но Рольф лишь кивнул и улыбнулся поощряющее.

— Ты его тоже любишь. Как меня тогда. Можешь говорить с ним, опуская свою привычную маску леди. Желаешь узнать что-то новое о нем, а потом обдумать, как же тебе быть. Здесь подобного многим женщинам уже хватило бы, чтобы бежать в храм для проверки глубины чувств мужчины.

— Но это же не любовь. Не то обжигающее чувство, о котором все говорят и которому поклоняются, — спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— А какая она тогда? Разве ты хочешь постоянно раздеть меня и соблазнить, чтобы я овладел тобой? Появляются ли в твоей голове такие мысли при первом же